- Надо же как-то помочь человеку! - наконец возмутилась та.
Потеряв надежду уговорить кого-нибудь из своих, она тем не менее обнадеживающе махнула рукой пленному, мол, не горюй, все равно выручим, потом повернулась к охраннику, который, будто не обращая внимания на женщин и на пленных, шагал неподалеку с овчаркой на поводке.
- Пан, - начала она просить его, хватая за рукав, - тама муж мой. Вон стоит. Отдайте мне его.
- О, гут, гут! - Немец с любопытством подошел к ограде, посмотрел сквозь кирпичную соту на пленного, затем окинул прищуренным глазом с головы до ног Палагу и тут же брезгливо усмехнулся: слишком очевидной была разница в возрасте, чтобы принять их за мужа и жену; но спросил: - Ист эс дайн зон?{23}
- Да, муж, да, - не поняла его Палага и для большей убедительности замахала сверху вниз обеими руками.
- Наин, найн, матка, - почему-то игриво возразил охранник. - Каин ман. Матка люгт. Матка ист нэ думэ ганс{24}.
И равнодушно, совсем не обозлившись, что его собирались обмануть, зашагал в противоположную сторону вдоль ограды.
- Благодарю вас, - виновато сказал сердобольной женщине пленный и грустно улыбнулся. - Это мы напрасно с вами затеяли.
- А родненький мой, чем же помогчи тебе еще? - чуть не завыла сбитая с толку Палага.
- Ничего, спасибо и за это.
- Хоть бы хлеб был какой при себе, дак и того нема, - все хотела сделать что-нибудь доброе душевная женщина.
В этот момент со стороны церкви показался другой немец, но без собаки, и что-то громко закричал. Пленные, кто еще стоял у стены, начали оглядываться на крик и отходить на середину двора.
Пора было что-то решать и веремейковским женщинам - никто здесь не встретил ни мужа, ни брата, ни свата...
- Может, и правда наши в Кричеве...
Сказала это Варка Касперукова, но подумали так все солдатки. Однако идти в Кричев отсюда никто из них не рассчитывал - во-первых, неблизкий путь, а во-вторых, никакой гарантии, что окажется там кто-нибудь из Веремеек...
- А мы думали, тетка, - глядя насмешливыми глазами на Палагу, вдруг словно бы вспомнила про неудачное "сватовство" Гэля Шараховская, - что ты... словом, что тебя отсюда силой под руки уводить придется. Думали, не расстанешься со своим москвичом.
Странно, но даже в сегодняшних приключениях настроение у веремейковских солдаток менялось, как погода в неустойчивый день - уже, кажется, и ждать нечего, а она вдруг то солнцем блеснет, то дождиком прольется.
Последние слова Гэли Шараховской потонули в хохоте, словно женщины, все без исключения, только и ждали этой шутки.
Палага тоже не обиделась на них. Только, напустив на себя строгость, сказала:
- Вам только бы одно...
Тем временем на базарную площадь понемногу опускались сумерки, об этом говорили длинные сплошные тени с неровными краями, что стлались понизу от местечковых домов через всю площадь до мощеной дороги мимо церкви.
- Пойдем-ка мы, бабы, по домам, - задумчиво, даже мечтательно промолвила Фрося Рацеева.
- Ага, по домам!.. - вдруг заторопились остальные и зашумели так, будто не зашли сегодня в несусветную даль, а были где-то у Веремеек, на близких пожнях.
Между тем вряд ли хоть одна из них забыла, что еще днем сговаривались все заночевать в Тростине. Там осталась Анюта Жмейдова и теперь, конечно, ждала их, чтобы после вместе идти по дворам. Но со времени этой договоренности много что изменилось. Уже не было с ними Розы Самусевой, Дуни Прокопкиной... И, хотя никто из женщин не знал, какой из этого положения можно найти выход, чувство вины не покидало их, особенно теперь, когда вплотную заговорили о доме, будто они и не собирались делать для своих односельчанок, попавших в беду, даже того, что было в их силах. А по силам могло быть каждой, так же как и всем вместе, многое, надо только было поискать как следует по Яшнице Розу, если та вправду убежала, да узнать наконец, куда увезли немцы Дуню Прокопкину. Однако тут имелась и своя опасность - хождение в такую пору по местечковым улицам да еще деревенской гурьбой наделало бы лишнего шуму, совсем нежелательного, ведь кто знает, какие осложнения могут выйти, кто может поручиться, что снова не прицепится к ним какая-нибудь дрянь. Верней всего, конечно, было бы отправиться сегодня в Тростино, переночевать там, а завтра вернуться в Яшницу.
- Если Роза и вырвалась, дак теперь уже где-нибудь возле Веремеек, раздумывала вслух Фрося Рацеева.
На этот раз ее поддержала одна Варка Касперукова:
- Может, и не возле Веремеек, а вот за Тростином, дак это уж да. Не будет же она ворон по дороге ловить, раз задала деру!
Некоторые женщины тоже добавили неуверенно:
- Да уж так...
- А в Кричев завтра не пойдем? - осуждающе посмотрела тогда на Варку Анета Прибыткова. - Сама ж говоришь, может, наши там!
Варка на это не откликнулась.
Зато Палага, вдруг тихо засмеявшись, сказала:
- А я так думаю себе, что мой Иван воюет. Правду говорит тот москвич: почему это все солдаты должны в полоне оказаться?
- Ну, ты, тетка, теперя со своим москвичом...
- А что?
- Дак...
- А я и правда думаю, мой Хохол где-то воюет. Это ваши... Вашим что, молодым! Абы скорей к женке молодой под крылышко. А воюют нехай старшие.
- Ну, ты на наших, тетка, тоже не наговаривай.
- Дак пойдем завтра в Кричев ай нет? - снова подала голос Анета Прибыткова, но теперь понастойчивей, будто раздраженно, так что не услышать уже нельзя было.
- Утро вечера мудреней, - ответила ей, вздохнув, Палага. - Треба ночлега искать, вот что я скажу вам, бабы, разве поспеем мы добегчи до того Тростина?
- И правда ведь, Анюта дожидается... - обеспокоилась Фрося Рацеева.
- А Роза?
- Покличем и Розу.
- Что кликать? Надо искать!
- Где ж ты теперя ее углядишь?
- Ага, темно делается.
- Пойдемте, пойдем!..
Переговариваясь так, веремейковские женщины и не заметили, как перешли снова базарную площадь.
XI
Вместе с медленно остывающим солнцем остывала и жара.
Зазыбе, который шагал через дубраву к Беседи, хотелось знать, где нашел приют Чубарь. А в том, что Сыркин тогда в местечке говорил правду про него, сомневаться не приходилось, к чему было тому выдумывать? Лучше, конечно бы, подождать дома, покуда председатель подаст знак, объявится каким-то образом сам. Но раз уж запало Зазыбе в голову, так он и не переставал прикидывать то так, то этак. Подмывало дойти своим умом и до другого, тоже по логике связанного с этим: почему вообще вернулся Чубарь, какая причина тому?
Размышляя, Зазыба постепенно пришел к выводу, что председатель, не иначе, махнул в Мамоновку к Аграфене Азаровой - там, в поселке, не очень людно, а хата Аграфены стоит чуть ли не в самом лесу, только подойди из-за деревьев к окну да постучи в стекло. Ну, а если Чубарь до сих пор и не объявился в Мамоновке, не будет большой ошибки, если Зазыба даст сегодня крюка, чтобы попасть через рум{25} в поселок: в конце концов, как он понимал это дело, Аграфена теперь недолго останется в неведении насчет Чубарева появления и тогда в любую минуту можно будет связаться с председателем через нее.
Вода в Беседи показалась Зазыбе чересчур холодна, будто у него давно были застужены ноги, хотя, что говорить, ей и на самом деле пришла пора становиться холодной, недаром в народе пословица: придет Илья, принесет гнилья, да и воду остудит; как раз по этой причине после Ильина дня здешние старожилы обычно не купаются. По-журавлиному переставляя ноги, Зазыба быстро перековылял на другой берег, потом сел на ивовый куст, который рос прямо на белом, словно перетертом песке, и обул сапоги. С берега отсюда открывалась большая излучина, проложенная рекой, а на ней рум - место, откуда плотогоны по высокой воде сплавляли плоты в Сож. Рум этот заложен был здесь очень давно, даже Зазыбов дед Михалка помнил его в своем детстве, и, пожалуй, не с тех ли еще времен стояли здесь две, теперь уже сгнившие избы, в одной из которых под закопченной крышей помещалась сплав-контора, в другой жили - долго ли, коротко, как кому выпадало - сплавщики из дальних деревень. Местные мужики раньше охотно хаживали сюда на промысел: тогда, во время сплава, как раз наступали свободные от работы по хозяйству деньки весной, пока не начинали сеять сплошь, и осенью, когда с основными полевыми работами, за исключением молотьбы, было покончено. Раза два гонял с отцом плоты и Зазыба. С тех пор он помнил весь процесс сплава, исполненный и романтики, и отчаянного риска.