Какую-то роль играл в этой истории и Уильям Шакспер, стратфордский мещанин и совладелец театра «Глобус». Вот как она представляется Джону Мичеллу: «Бросим последний взгляд на м-ра Шакспера. Самый пик его театральной карьеры. Он работает над пьесой, которую ему принес джентльмен по поручению кого-то еще. Он думает, что знает, кто за этим стоит, но ему платят не для того, чтобы он проявлял любопытство. Его задача приготовить пьесу для сцены и организовать постановку. Труппа поставит под ней обычную подпись – Шекспир». И чуть раньше: «Он тоже был человек с секретом, и мы уже вообразили себе долю его участия. Он сделал свое дело, вернулся домой и тихо умер. Бэкон и компания распорядились, чтобы их доверенные соорудили памятник в стратфордской церкви (по образу и подобию надгробного памятника Ратленду в Боттесфорде), а первое Фолио увековечило соглашение, что единственным автором пьес Шекспира был старый театральный весельчак по имени Уильям Шакспер». Думается мне, такого соглашения не было – так вышло, по воле непредсказуемого колеса Фортуны, другими словами – хода истории.
Далее мои исследования продолжились уже под новым углом зрения. Результаты показали, что работали Бэкон и Ратленд первое десятилетие вместе, под общим псевдонимом.
Второе десятилетие каждый сочинял свое, Бэкон подписывался псевдонимом, Ратленд свои пьесы не издавал и, значит, псевдонимом не пользовался. И только потом, уже после его смерти имя «Уильям Шекспир» было окончательно закреплено за поэтом. Трагедии последнего десятилетия Ратленд писал сам, кроме «Гамлета», «Короля Лира» и «Троила и Крессиды» (все эти три пьесы имеют протопьесу), да и они, конечно, творения великого поэта и кудесника, которому ведомы явные и тайные извивы противоречивой человеческой души.
Но сюжетный костяк в них принадлежит Бэкону. Так что Шекспир, автор всего поэтического наследия, – ученик и милостью Божией поэт Роджер Мэннерс, пятый граф Ратленд, барон Росс. А Шекспир, сочинитель двух десятков пьес, часть которых стали сюжетами шекспировских, – учитель и мудрец Фрэнсис Бэкон, лорд Веруламский, виконт Сент-Албан. Один – аристократ до мозга костей. Другой – яркий образчик новой знати.
Изначально в своем исследовании я не руководствовалась предвзятой мыслью о двух авторах и не искала предубежденно ее подтверждения в работах того времени и современных, отбрасывая то, что могло бы поколебать ее. Эта мысль родилась после многолетних трудов и раздумий, и рождение ее было нелегким. Но когда она полностью прояснилась, предвзятости не понадобилось; как еще могло явиться миру это литературное многоглавое чудо: тут тебе и сто лет бурной английской истории – хроники, связанные единой исторической концепцией и поражающие глубоким психологическим осмыслением персонажей и их действий, что свидетельствует о знаниях и зрелости ума автора; и комедии, то нагруженные политическими или общественными аллегориями, то просто веселые и смешные, а то и с нотками печали, и почти все очевидно написанные молодым человеком; и, конечно, великие трагедии, отражающие работу иного ума, не того, что сочинял десятилетие назад хроники; и наконец, лирические драмы, их еще называют трагикомедиями, завершающие работу сознания и сердца поэта, последних десяти лет. И все эти пьесы, сонеты, поэмы, такие многообразные по миросозерцанию, бесспорно, написаны одним поэтическим пером, равного которому в те годы не было (претендовать на поэтическое соперничество мог только один Джон Донн, но он как поэт рано сошел со сцены).
Осенившая меня мысль оставалась, естественно, какое-то время гипотезой. Теперь она выросла в стройную концепцию, которая больше не создает новых загадок, это – ключ, отмыкающий пока любую дверь, к которой приложен. А дверей множество.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН
Ожившие тени станут живыми людьми, только если мы увидим их в той исторической среде, где они родились и закончили жизненный путь. Трудная задача – воссоздать как можно более полно обстановку давнего прошлого. С шекспировским временем, казалось бы, легче: существуют прекрасные книги, подробно описывающие явления, вещи, социальные и культурные институты и отношения, обычаи и нравственные установки. Но очень важно не делать эти исторические подробности только рамкой для изображаемого полотна жизни, а уразуметь, как они воздействуют на психику, отношения, поступки людей, создающих это полотно. Только так можно верно понять и оценить события, действия и чувства людей, отдаленные от нас на четыре века.