Третий участник «заговора против человечества» как раз и есть этот Уильям Шакспер.
К концу XVIII века уже неколебимо укрепилась вера, что стратфордский житель – великий Шекспир. Это утверждение должно было непременно вступить в противоречие с содержанием творчества и вызвать разногласия. Что и стало происходить. Поскольку пьесы не имеют явных биографических примет (в этом смысле все пьесы – аллегории, которые не так легко расшифровать), то их сюжетное содержание на первый, поверхностный, взгляд ничему в жизни Шакспера, казалось бы, не противоречит. И если возникали (и возникают) споры, то в рассуждении датировок, отношения к протопьесам, то есть тех аспектов, которые непосредственно с жизнью автора не связаны.
Другое дело образность, отражающая занятия, ученость и рассуждения, свидетельствующие о вовлеченности Шекспира во все умственные течения времени. Каролин Сперджен в книге «Шекспировская образность и что она говорит нам» приводит список различных областей жизни, из которых Шекспир черпал образы, и дает количество образов в цифрах: закон – 124; море и корабли – 172; война и оружие – 192; спорт и игры – 196 (виды спорта: бег, прыжки, танцы, плавание, теннис, охота, верховая езда); классическая мифология – 260; драма – 74. Здесь действительно пропасть между жизнью и творчеством. И это всегда камень преткновения для стратфордианцев. И еще один козырь в пользу еретиков.
Ну и конечно, сонеты. С самого начала всем было ясно, что они очень личные, в них всё – поэтическое отражение жизненных коллизий. Именно на этой площадке идет постоянная борьба мнений по вопросам, касающимся личной жизни поэта. Уже на раннем этапе шекспироведения спор вызвал сонет 93: «So shall I live, supposing thou art true, like a deceived husband…»? Перевод Игн. Ивановского: «Что ж, буду жить, тебе поверив вновь, / Как муж обманутый…» Спорили Эдмонд Мэлоун (1741-1812), юрист, вдохновенный исследователь Шекспира, и Джордж Стивенс (1736-1800), шекспировед, издатель пьес, включая апокрифы. Мэлоун не разделял точки зрения Уильяма Олдиса, литератора, биографа выдающихся людей шекспировского времени. Олдис (1696-1761) собирал материалы для заказанной ему биографии Шекспира, которую написать не успел, но записи его сохранились. О сонете 93 он писал: «Этот сонет и предыдущий, по-видимому, адресованы Шекспиром его красивой жене, которую он подозревал в неверности». Это противоречило тому, что было известно об отношениях Шакспера и его жены, и Мэлоун предположил, что эти два сонета – а всего сто двадцать – посвящены мужчине, женщине же – только двадцать восемь. Джордж Стивенс, напротив, соглашался с Олдисом. Об этом до сих пор продолжают спорить шекспироведы всех мастей. (Поэты-переводчики толкуют сонет каждый по-своему: в одних переводах стих обращен к юноше (!), в других – к любимой женщине.) Так Шакспер становится неверным мужем – любит страстно «Смуглую леди» – и вместе с этим гомосексуалистом, хотя никаких свидетельств, подтверждающих эти факты его биографии, нет. Но это ничего не значит: сонеты – очень личные, а значит, они суть главное свидетельство его «шалостей», других доказательств не надо. А дальше пошло-поехало, что мы видим и сегодня. Именно сегодня: уж очень модно – и социально, и политически – быть сейчас человеком нетрадиционной половой ориентации. Шекспир становится на голову выше традиционной буржуазной морали. Так что теперь в официальном шекспироведении господствует мнение Мэлоуна. Действительно, в сонетах есть слово «любовь», явно посвященное мужчине (сонет 26, например: «lord of my love»), но почти тоже выражение мы встречаем хотя бы в «Венецианском купце» (акт 3, сц. 4, строки 15-17). Порция говорит о друге своего мужа Антонио: «… tis Antonio / Being the busom lover of my lord, / Must needs be like my lord». («Антонио, / как друг сердечный мужа моего, / С ним, верно, схож» [45].) То же говорит об Антонио немного выше и слуга Лоренцо: «How dear a lover of my lord your husband…» (акт 3, сц. 4, строка 7).
(«Какому другу вашего супруга…») Эти примеры показывают, что английское слово «lover», будучи сказано по отношению к мужчине, вовсе не значило «любовник», оно понималось как «дорогой /добрый друг».
Настаивая на собственной правоте, Стивенс сделал свое знаменитое заявление: «Поскольку касательно Шекспира с достаточной степенью достоверности известно только, что он родился в Стратфорде на Эйвоне, там женился и родил детей, поехал в Лондон, где начинал как актер, писал поэмы и пьесы, вернулся в Стратфорд, написал завещание, умер и был похоронен, то, должен признаться, я готов воевать с любым необоснованным предположением, относящимся к частным событиям его жизни» [46]. С тех пор прошло двести с небольшим лет. Было найдено несколько «обоснованных» свидетельств частной жизни Шакспера. Ни одно не подтверждает его гомосексуальных наклонностей, но все они мало его красят. Остановлюсь на одном – почти все остальные в том же духе, и все не имеют никакого отношения к литературе.