Это должно убедить Вас в том, что Вы и без того знаете: Вы – первопричина моего письма.
С чем и препоручаю Ваше лордство милости Божьей. Грейз-инн, 20-й день июля, 1600.
Наипокорнейше Ваш, Фр. Бэкон» [416].
Вот такое витиеватое письмо сочинил Бэкон с предостережением в подтексте. Слишком приблизился к королеве Эссекс, как бы не сгореть в огне королевских милостей, нет у него надежной защиты. Но и вынашивать агрессивные планы тоже не след. Очень важное предупреждение, ведь через шесть с половиной месяцев Эссекс вывел-таки на улицы Лондона горстку бунтовщиков. И, разумеется, это письмо равного равному. Читая его сегодня, никак не можешь отнестись всерьез к заверениям о преданности королеве. Но во все еще феодальном государстве к королю, главному сюзерену и помазаннику Божьему, верноподданные иначе не относились. Личная преданность – доблесть вассала. Думаю, что Бэкон был в этом искренен, но правда и то, что человек не всегда распознает в себе истинные мотивы своих поступков. В письме слышится и подспудное желание Бэкона отмежеваться от агрессивных планов, если таковые вынашивались. Эссекс все это в письме вычитал и ответил изящно, хотя и с легким графским гонором. Привожу выдержку из его письма: «…Приветствую Ваше доброе чувство и готовность послужить делом. На это отвечу: Вы ведь верите, что я был всегда добр к Вам, и знаете, что я никогда не изменюсь ни случайно, ни с умыслом. Я не владею поэтическим искусством, иначе ответил бы в том же поэтическом духе. Но одно скажу: я никогда не летал на иных крыльях, кроме как верности и восторга перед моей Королевой. Когда одно крыло отказало, я упал прямо к ее ногам, а она не помешала мне набить синяков. И покуда Ее Величество, которой известно, что я не хищная птица, не соблаговолит укрепить мои оба крыла, я останусь пребывать здесь, в моем болоте. И ни Господь Бог, ни Королева не изменят решения Вашего опального друга.
Эссекс» [417].
Таким прямым, без подтекста, письмом ответил Эссекс, приведя, надо думать, Бэкона в отчаяние. Это был июль 1600 года. А через полгода произошло то несчастное восстание, которое Бэкон предчувствовал и чего так боялся, зная окружение Эссекса и придворные интриги, которые вокруг него плелись. Молодой граф Ратленд, подопечный Бэкона и муж падчерицы Эссекса, в это окружение входил. Но он не был активным заговорщиком, хотя и вышел с Эссексом на улицу. Участники этого заговора, как любого другого, представляли собой пеструю ватагу. Тут были и защитники Эссекса, искренне верившие в то, что при дворе есть враги, замышляющие его убить. Но было и радикальное крыло, готовое свергнуть правительство, доводящее до нищеты бедняков, разоряющее среднее сословие, не заботящееся об искалеченных на войне солдатах, которые наводняли Лондон, о них говорится в «Гесте». Были и те, кто готов примкнуть к любой авантюре, надеясь в случае победы получить синекуру, и те, кто уже думал о будущем правителе Англии, а стало быть, и о собственной дальнейшей карьере. Это, бесспорно, был заговор против правительства, а значит, подходил под категорию антигосударственных заговоров. Тягчайшее преступление, караемое смертной казнью.
Почему же Бэкон согласился участвовать в процессе общественным обвинителем? Не только же из-за денег, хотя своему кредитору объяснил, что Елизавета, получив от осужденных штрафы, опять поскупилась, и он весь свой долг вернуть не может. Кредитор был его хорошим приятелем и не стал мучить Бэкона. Тем не менее, долг продолжал на нем висеть, и в ближайшее время не было никакой возможности его уплатить. Мать денег не давала, его вечный ходатай перед ней старший брат Энтони умер, друг казнен. Вот с каким балансом предстояло Бэкону вступить в новое царствование, которое было не за горами и ожидалось в прямом смысле из-за гор.
Согласитесь, что первая часть характеристики Бэкона, данной Чёрчем, не вяжется с лукавым, неблагодарным человеком, который хладнокровно, расчета ради, послал на смерть своего друга, единственную опору в противостоянии с правящей элитой, которая почемуто, зная его выдающийся ум и знания, не желала ими воспользоваться во благо страны. Муж его тетки, родной сестры матери, лорд Бэрли по неясным причинам никогда ни в чем ему не помог, относился по-родственному, сочувственно выслушивал, но к его насущным нуждам оставался глух.
А сын лорда Бэрли, Роберт Сесиль, в будущем лорд Солсбери, после смерти отца ставший первым министром королевы и сохранивший этот пост при Иакове, до самой своей кончины (перед смертью он раскаивался в своих грехах почище нашего Ивана Грозного) оставался тормозом на пути Бэкона к успеху на государевой службе. Умер Солсбери в мае 1612 года, за месяц до смерти Ратленда и за полгода до смерти принца Генри – надежды Англии на новое прекрасное царствование, подобное царствованию Елизаветы. История развивается по своим законам случайности и необходимости. 1612 год был поворотным годом не только в истории Англии, но во всей европейской истории. В начале этого года (по старому английскому стилю еще 1611) умер в Праге император Священной Римской империи католик Рудольф II Габсбург, о чем Ратленд за полгода до смерти получил известие из Лондона от секретаря и домоправителя Томаса Скривена. Умер после долгого веротерпимого правления на руках друга, протестантского князя Юлия Брауншвейгского-Люнебургского, бывшего в родне с английским правящим домом.