III
Две ощетинившиеся толпы,
грязь поднимая,
медленно —
навстречу.
Оракулы, поглаживая лбы,
глаза закрыв,
предсказывали
сечу.
Они шептали:
«Копья затрещат,
ножи вонзятся в горла храбрых персов.
Дождь скроет подвиги
сынов ишкуза».
Пророчество сбылось —
войска сошлись.
Сливались две толпы,
как два ежа,
ломались копья,
застревая в ребрах,
и крики разрывали
горла храбрых
быстрей ножа.
Все в этой битве
было, как сказал
оракул.
Кони на дыбах
хрипели.
Хан Ишпака —
халат на голом теле,
камча в руках
и бешенство в глазах.
«Закрыв лицо рукой,
сейчас я струшу,
мне жаль людей,
которых я не встречу.
Поэт, опомнись!
Чтоб не рвались струны,
прижми рукой,
продолжи пенье
речью!
Я предок чей-то,
мне нельзя без славы.
Хотелось мне попасть
в твои скрижали,
я сильным быть хочу —
не помнят слабых!..»
…Он рвался в гущу,
но его отжали.
Дулат —
(он тоже смертник…
жар… помост…)
ударом чью-то голову украсил
и обернулся радостно:
«Помог!»
И —
не вернулся в степи:
жизнь утратил.
Раньше тела,
не успев заплакать,
жизнь упала,
задирая платье,
в грязь…
«Раба последняя,— подумал.
— Может, ветер на нее подул?»
Братья на шершавых камнях шей
с визгом
правят лезвия мечей.
Жить!
(свергался) Жить!
Скакун высок!
Пал Дулат ударенный
в висок
острой палицей…
«Теперь меня!»
Навстречу сивый перс
метнул коня.
Х(рапит)[66].
Плывет из рук его копье.
Бунчук тягуч. Лоснится острие.
«Сегодня всем везет —
живым и битым,
может, вы не рубитесь,
а спите?
Вырубайте из меня героя,
долотом секи меня до крови,
убирать пером с пути
не гоже.
На калам его копье
похоже.
В стихах хотя бы бытие продолжить.
Страстей своих увидеть продолженье!..
Не суждено».
Упрямое копье
плывет, придать
ненужное движенье.
«Зажмурься, хан.
Закрой лицо рукой.
Прими копье под ребра.
Оно сбросит.
Ты скрючишься,
зажав кишки,
и струсишь,
и будешь прав.
Прав, как никто другой».
— Меж коньих ног,
в грязи кровавой сидя,
он даром время не терял,
кричал.
Кто хочет — у оракула спросите,
чего желал вождь свергнутый —
«Спасите?»
Живот пробитый
на руках качал.
Валился набок,
сдвинутый конем.
Мы не забудем, Ишпака,
клянемся!
Оставим его ненависть
при нем,
пырнем,
добьем копьем
и отвернемся.
Он сделал все, что мог.
Помог не маг.
Мы смяли персов,
те бежали с воем.
Оракулы торчали на холмах.
Предсказывали результаты боя.
Они кричали:
«Персы побегут!»
Когда уже мидяне не бежали —
они горой на Ишпаке лежали.
Их за ноги попозже сволокут.
И кровью хан потел
под грудой тел
и, жизнью исходя,
сказать хотел.
О чем?
Убит в нем перс,
теперь он в силе.
Белок из глаза бил
фонтаном синим.
Свершилось то, чего он ждал, Шамхат.
Пусть ночь падет,
пока еще закат.
Живучий гад.
А ну, еще разок.
Попали, в общем, правильно.
Он сдох.
Оракул скажет: «Горе не беда.
Теперь нам не бояться наказанья.
Мы предсказанье
делали тогда,
когда уже сбывалось предсказанье.
Ложь не прощали нам,
на нож — за ложь,
нам нечего рассчитывать на милость,
пусть будет то,
что все равно свершилось.
Так уж пришлось,
видать,
так уж пришлось…»
вернуться
66
Странно, каким образом в повесть 7 в. до н, э. попал современный кинотермин «рапид», т. е. замедленная съемка. Искусствоведы должны обратить внимание на этот факт, который невозможно объяснить голым отрицанием (И ш п.).