Выбрать главу

Челси Саммерс

Определенно голодна

1

«Оживитель трупов № 2»

Все они, эти отельные бары, кажутся одинаковыми, даже если не выглядят таковыми. Дерево и стекло, пальмы и бутылки, их свет окутывает теплым сиянием и утверждает вас в своем одиночестве. Отельные бары пахнут классовыми привилегиями, отчаянием и надеждой.

Я сидела в баре отеля, потягивая «Оживитель трупов № 2». Как известно знатокам коктейльной культуры, «Оживители трупов» были созданы в качестве средства от похмелья, они — та самая собачья шерсть, которую Аристофан назначал от похмелья своим сородичам, налегавшим на вино. Происхождение коктейлей из семейства «Оживителей трупов», как и многих других прекрасных вещей, окутано тайной. Их малоизвестные собратья впервые были зафиксированы в «Руководстве по застольям для джентльменов: Практические рецепты американских напитков, крепких напитков, зимних и летних напитков», изданном в тысяча девятьсот семьдесят первом году. Такое пьянящее название и содержание такого увесистого талмуда обещают полную гамму чувств. Каждый приличный молодой человек должен изучить его от корки до корки, каждый неприличный — овладеть этими знаниями.

Большинство современных коктейлей появились во времена сухого закона, самого идиотского времени за всю историю Америки. И хотя в тысяча девятьсот двадцатых «Оживитель трупов» находился уже в довольно солидном возрасте, он легко преодолел эти годы бессмысленных лишений. Гарри Крэддок, легендарный американский бармен, который работал в лондонском «Савое», заново открыл этот коктейль, окончательно укрепив его статус в тридцатые, когда опубликовал свою книгу «Коктейли „Савоя“». Я не люблю крахмальную чопорность Крэддока. Мне больше по вкусу мужчины, которые целуются неистово. Но если отбросить в сторону степенный и хорошо понятный эрзац-англицизм Крэддока, можно увидеть, что под белым халатом этого бармена бешено билось мятежное сердце. Хотя бы тогда, когда я пью его творения. «Оживитель трупов № 2» от Гарри Крэддока — изысканнейший и совершенно анархический напиток: то, что делает его, его же и разрушает. Нотки абсента толкают «Оживителя трупов № 2» на территорию легких галлюциногенов — как бы приглашают и закрепляют здесь алкоголь. Абсент вообще был несправедливо запрещен в пуританской Америке целое столетие и вернулся сюда только в две тысячи седьмом. О, его возвращение на эти берега оказалось самым настоящим счастьем, несмотря на то что процент полыни в нем стал гораздо ниже.

Бар, в котором я потягиваю свой «Оживитель трупов № 2», принадлежит отнюдь не отелю «Савой». Нет или, по крайней мере, еще не придумали тех эпитетов в превосходной степени, которыми можно было бы описать «Савой», но времена меняются, и места меняются вместе с ними. Этот исторический отель — дом неназванной любви Оскара Уайльда, обитель Сары Бернар, Ричарда Томаса и прочих омерзительно прекрасных звезд — впал в немилость, точнее, выпал из милости некоторых уважаемых людей. Хотя я люблю «Савой» — за его историю, непоколебимую приверженность роскоши и избыточный британский вкус. Кто-то может наслаждаться быстрым перепихоном в придорожных безвкусных мотелях со стенами, покрытыми акриловой краской, с полами, устланными мерзким ковролином, который на ощупь точно шерсть бездомного пса, с холодным, как будто телевизионным, светом. Конечно, нельзя сказать, что я не люблю безымянные отели. Но нет ничего прекраснее изысканных извращений, совершенных в комнатах с великолепным видом из окна, с тяжелыми портьерами, турецкими полотенцами и соответствующим ценником. Дешевое бывает хорошим, но дорогое — превосходно практически всегда. И «Савой» прежде всего — дорогой. Правда, с гораздо большей вероятностью вы найдете меня в отеле «Кафе Рояль» или в «Мэйфере» (декорирован он получше, но только на первый взгляд).

Я же сидела не в «Савое» и даже не в Лондоне, а в центре Нью-Йорка. Была осень две тысячи тринадцатого. Бар принадлежал отелю «НоМад». Я люблю заходить в отельные бары, даже когда нахожусь дома, в своем родном городе. Вы сидите там и чувствуете, как вас охватывает ощущение утопичности, свойственное местам скопления странников. Отели — точно путешествие на поезде, точно постельный разговор с незнакомцем. Они позволяют занимать пространство, охваченное неопределенностью.

Я одиноко сидела в баре, в бокале передо мной бисерно посверкивал «Оживитель трупов № 2» оттенка зеленовато-белой изнанки мать-и-мачехи. Пятеро посетителей — две пары и одиночка — расположились вдоль широкой стойки, гладкой и темной, как бельгийский шоколад. Первая пара — бизнесмены в костюмах, затраханные своим бизнесом. Один из них, подняв бокал, пытался поймать мой взгляд. Другая пара — явно супруги, явно видеть друг друга не могут, и глаза у них совершенно мертвые. Одиночка — молодой холостяк, высокий и худой, с длинными аристократическими пальцами и бледной, точно французский сыр, кожей.