После окончания моих занятий мы с Марко отправились в безумный вояж на побережье Мареммы, где загорали на пляжах, устраивали пикники среди пиний, наслаждались тихим, ненавязчивым сексом в чужих домиках. Объездили всю Италию на поездах, притворяясь молодоженами, выходные проводили в Вероне, где смотрели «Мадам Баттерфляй» с Райной Кабаивански в Арена-ди-Верона. Хорошо помню ресторанчик, который был открыт еще до рождения великого Пуччини и великолепное ризотто с сыром капретто и крошечными кусочками козлятины, от которого шел такой непередаваемый аромат, что казалось, сам Иисус шагает здесь по воде. Из Вероны мы отправились на Ривьеру, где по узким тропинкам, держась за цепи, привинченные к скалам, прошли пешком через весь Чинкве-Терре, и Лигурийское море перекатывалось, точно кобальтовый шелк, где-то далеко под нашими ногами. Мы использовали эти шесть недель на всю катушку, и я ни разу не потревожила призрак запретного Рима.
В последний год своей учебы я вернулась в Пеннистоун, стала там художественным редактором местной газеты, написала несколько статей для берлингтонского еженедельника и сделала первый материал для «Феникса». Я часто думала о Марко, трахаясь с другими парнями, и решила, что после окончания колледжа снова поеду в Рим.
После того как мой самолет приземлился во Фьюмичино, я выждала некоторое время, чтобы смена часовых поясов охладила двигатели и вернула меня на землю. Я собиралась пробыть здесь десять дней, так что никакой причины торопиться у меня не было. Я бродила по Палатинскому холму, перед храмом Цезаря чувствовала, как кружится голова от синдрома Стендаля. Может, я и законченная железобетонная стерва, но меня сводит с ума древний воздух Рима, его камни и осознание того, что к ним прикасались Марк Антоний, Марк Порций Катон, Октавиан и сам Нерон. От Дома весталок, безмятежного и обезглавленного, по мне катилась дрожь. Отказаться от секса на тридцать лет — это одно, но быть девственницей, в руках которой сосредоточена власть, — совсем другое. Власть почти всегда компенсирует потери. Весталки хранили завещания всех влиятельных людей этого города, то есть всю информацию. Они имели право голоса и право собственности, но главное — были доверенными лицами всех сильных мира сего и при этом не служили никому. Далеко не все эти девственницы выходили замуж после окончания своего служения, и этот факт говорит сам за себя: зачем отказываться от власти, когда она у тебя есть и ты ее любишь?
Я исходила Рим вдоль и поперек от Большого цирка до виллы Боргезе, от Ватикана до катакомб Святого Себастьяна, от Трастевере до Остии-Антики. Я гуляла повсюду, нацепив плеер, прихватив запасные батарейки, притворяясь обыкновенной американкой, которая ни черта не понимает по-итальянски, — и это помогало. Мне не хотелось, чтобы что-то или кто-то встал между мной и этим прекрасным древним городом.
Для этого я даже солгала родителям, придумав подругу по имени Эми, с которой мы познакомились, когда я еще училась в Сиене, а теперь встретились в Риме. Я сочиняла наши разговоры, подделывала письма и планы. Эми оказалась настолько убедительной, что родители, кажется, вздохнули с облегчением, узнав, что у меня наконец появилась подруга. Если не считать ее, я провела десять восхитительно одиноких дней в Риме в собственном гостиничном номере. Самым прекрасным в этом было чувствовать себя в полной безопасности, осознавая, что хочу до смерти напугать бывшего любовника, неожиданно заявившись в его мясную лавку.
Мне хотелось познакомиться с Римом на собственных условиях. Отчасти именно это стало причиной того, что я отложила посещение Марко на целых четыре дня. А отчасти — мне нужно было привыкнуть к смене часовых поясов. В эти четыре дня я познакомилась с очаровательным банкиром из Берна прямо на Испанской лестнице, после чего провела целые сутки в его прекрасном гостиничном номере, трахаясь с ним, но не разговаривая. Язык нам не требовался — во всех смыслах этого слова. Этот швейцарец был поистине пунктуален.
Но главным было то, что мне нравилось представлять, как Марко отреагирует, когда увидит меня. Ведь из всех кошерных мясных лавочек этого города я случайным образом выберу его. Я представляла Марко в вездесущем белом фартуке и большую стеклянную витрину с мясом, которая разделяла нас. Марко смотрит на меня снизу вверх, ловит выражение моего лица и с грохотом роняет на пол свой огромный нож. Я представляла, как кровь отливает от его щек, колени подкашиваются, а сердце чуть не выскакивает из груди. Представляла, какая буря разражается у него внутри. Как он, заикаясь, пытается сформулировать что-то, понять, как я оказалась в его магазине в самом центре еврейского гетто Рима. Представляла, как он не может себе этого представить. А затем я наконец трахаю его. Мне всегда нравилось трахаться с Марко.