Казимиру я представилась как Диана Селвин. Агент по подбору актеров. Он думал, что я живу в Верхнем Ист-Сайде. Что несчастливо замужем за человеком по имени Хэнк. Короче говоря, я для него была тем, кем не являлась. Он сошел в могилу, уверенный, что я Диана. И это было прекрасно. Это было прекрасно. Это было прекрасно. Диана вонзила ему в горло нож для колки льда, а не я.
От этой мысли я резко вскочила, меня пробил озноб, потом бросило в жар. В спальне царил полумрак. Я была Дианой Селвин только для Казимира. Он звал меня по имени в постели. Дианой, только Дианой и никогда Дороти. Так как же получилось, что детектив Вассерман отыскала меня? Как она связала меня с ним, где я умудрилась так наследить? Что-то, где-то или как-то пошло не так, подул ветерок, занавеска откинулась в сторону, чаша весов опустилась, перчатка исчезла — вот тебе и зацепка. Меня разоблачили, и вот я стою голая перед этой крепкой, мускулистой женщиной-полицейским и даже не представляю, как с меня сорвали одежду.
Это намного хуже, чем я думала сначала.
Я вспоминала обрывки разговора с Эммой, как плохое кино. Я рылась в своей затуманенной памяти, точно в ящике с нижним бельем. И вдруг… Я подумала… Вспомнила… Я же наверняка ей все рассказала. Не все, не все, не о Марко, не об Эндрю, не о Джиле, не о Джованни, не о них, но, возможно, о Казимире… Я складывала обрывки разговора, пока не увидела всю картину. Красное, сырое и неотразимое, как тартар из сердца оленя, мое признание пульсировало, истекая кровью. Я почувствовала, как меня тихонько царапает страх. Это было что-то новенькое. Страх, как когтистая лапа дикого зверя, наступил на мою грудь. Не помню, испытывала ли я когда-нибудь страх до этого момента. Наверное, нет.
Я прокрутила в голове события предыдущей ночи. Возможно, и не было никакого признания. Исповедь нелогична. Я знала себя. Я не из тех, кто чувствует горячую необходимость открываться до конца. Я все держала в себе, высоко и крепко, как молодой кобель свои тестикулы. Я казалась себе эмоциональным драконом, ящерицей с горящей, как огонь, алмазной чешуей и совершенно одинокой в этом мире. Все, что мне было нужно, — это прекрасные виды земли, раскинувшейся подо мной, подобно бесконечной скатерти-самобранке. Я взлетала и падала только для того, чтобы сорвать плоды, когда была голодна. Я видела себя выше, лучше, превосходнее остальных. Я никогда не сбрасывала свои доспехи, чтобы показать миру, как ритмично бьется мое человеческое сердце. Я научилась этому много лет назад.
Я что-то сказала. Я ничего не сказала. Я сказала не знаю что.
Возможно, я ничего не рассказала Эмме о Казимире. Возможно, я просто хотела ей что-то рассказать. Я вспомнила напряженное, неодолимое желание рассказать ей, вспомнила, как прокручивала эту историю в голове, когда лежала на ее огромной кровати с балдахином. Вспомнила банки для коктейлей, просекко и лимончелло, вспомнила, что была совершенно пьяна. Но никак не могла вспомнить, что же именно из моих мыслей превратилось в речь. Я прокручивала разговор с Эммой, как кубик Рубика, пытаясь собрать на его сторонах, о чем точно говорила, что боялась сказать и что совершенно точно не сказала. Я точно сообщила о визите Вассерман и о смерти Казимира. А все остальное превратилось в клубящийся словесный туман, в котором я больше ничего не видела. Что делать. Что делать. Что делать.
Мигрень держала меня в своих мрачных объятиях. Я лежала в постели. Я хотела, чтобы раскаленный прут наконец вынули из моей головы. Я считала овец. Я считала вдохи и выдохи. Я считала до ста и обратно. Я рассчитывала на себя. Смертельная боль в моей голове горела умброй и золотом, напоминала кинжал и была острой, как предательство. Я превратила ее в детектива Вассерман. Я придала ей плоть и своими руками содрала с нее кожу, дюйм за дюймом.
Средиземноморская креветка, melicertus kerathurus, или императорская креветка, отличается от своего маленького атлантического родственника. Обитая в прибрежных водах, средиземноморская креветка днем лежит в песке и бездействует, а ночью живет — ест, плавает и мечет икру. Это делает ее похожей на праздничных обитателей Капри, ярких молодых пляжников, которые так любят резвиться на пенных вечеринках. Атлантический litopenaeus setiferus живет на глубине и активен днем. Все виды креветок и ракообразных на самом деле отличаются друг от друга только названиями и служат исключительно кормом, но имеется один нюанс. Креветки питаются планктоном, мелкими растениями, морскими червями, мелкими рачками и падалью. На самом деле они оппортунисты. И есть ли в этом их вина?