Я аж вспотела, когда она столкнулась с детективом лицом к лицу. Я видела мускулистую, одетую в полиэстеровый костюм Вассерман каждый день. И каждый день представляла себе тысячи способов ее мучительной смерти в этом зале, полном обычных канцелярских принадлежностей. Шариковой ручкой можно быстро и сильно ударить в висок или глаз. Скотч — обмотать вокруг носа и рта. Оконная штора. Тяжелый судейский молоток. Мне хотелось хотя бы попробовать.
Я долго ждала, когда вездесущая Вассерман явится сюда официально, чтобы увидеть, как Мэгги выпотрошит ее, и чтобы увидеть, что эта немезида накопала на меня. Чтобы услышать из ее уст признание в сговоре с Эммой. Я хотела засвидетельствовать собственную гибель, многим ли из нас это доступно! Люди все плохи. Многие просто сживаются со своими худшими прегрешениями, которые лежат, тихие и темные, как мертвецы в бетонном склепе. Что есть рай, как не надежда на узнавание? Что есть ад, как не страх открытия.
Наконец окружной прокурор вызвал детектива Вассерман для дачи показаний. Подрагивая дредами, она прошествовала по залу суда в сером, как мох, дамском костюме, подняла руку и поклялась говорить правду, и только правду. Вассерман сидела за кафедрой, ее глаза блестели от удовольствия, она наслаждалась каждой секундой своего выступления. Смаковала каждый вопрос и наслаждалась каждым кратким, абсолютно профессиональным ответом с оргазмической самозабвенностью. Она и свиноподобный окружной прокурор отлично исполнили этот танец, это отрепетированное па-де-де в мою честь.
Я представила, как Мэгги медленно потрошит детектива Вассерман. Я уже видела, как моя светлая львица сдирает плоть с улик, ее пасть испачкана запекшейся кровью. Я представил себе Мэгги-хирурга, Мэгги-дрон-оператора, Мэгги-мясника.
Моя воображаемая Мэгги, как оказалось, была куда более эффективной, чем Мэгги из плоти и крови. Мэгги сделала все, что могла, но кровавые раны детектива Вассерман волшебным образом затянулись, когда они с прокурором предоставили единственное доказательство, неопровержимое свидетельство моего несомненного присутствия в сгоревшем доме в Робинс-Ресте в ту холодную октябрьскую субботу, в ночь, когда Казимир встретил свой неожиданный конец, а дом — зажженную спичку.
Так что же такое раскопала Вассерман, что так крепко привязало меня к этому месту и к этой ночи? Маленький клочок бумаги. Небольшая оплошность. То, что может унести ветер. То, что любой из нас выбрасывает, не задумываясь. Нечто несущественное и легкое, но при этом обладающее достаточным весом, чтобы решить судьбу. Представьте себе — это чек.
Когда в ярком сияющем пламени сгорел целый дом, этот клочок бумаги уцелел. Я выбросила его в металлическую мусорную корзину с крышкой, и там он и остался, точно в сейфе. Окружной прокурор показал детективу Вассерман и присяжным серию фотографий мусорного бака с места преступления. Снаружи, внутри, широкоугольный и крупный план — никогда еще мусорная корзина не была задокументирована так подробно. Точно она знаменитость на пляже, которую фотографируют со всех сторон. Как средневековая реликвия, этот листочек оказался цел, почти чист, нетронут и незапятнан. Поверить в это было невозможно, но его, этот пластиковый пакетик с надписью «Улика № 547-А2», держал в толстых пальцах окружной прокурор.
Мусорная корзина была сделана, как и следовало ожидать, обыкновенным человеком. Черная и закопченная снаружи, с расплавленной от огня крышкой, которая тщательно оберегала содержимое, чтобы оно оставалось хорошо сохранившимся, почти свежим. Там, среди обрезков хлеба, оберток, шкурок авокадо, фенхеля и апельсинов, лежал этот нетронутый листок бумаги — квитанция от Оттоманелли, моего любимого мясника, в магазине которого у меня уже больше двух десятков лет был открыт счет. Это там я купила утиные грудки для конфи.
Я всегда думала, что родилась, чтобы радоваться этой жизни, но с радостью детектива Вассерман ничто не могло сравниться. Тонкогубая и немногословная, она просто светилась от счастья, хотя профессионально и сдержанно говорила все эти «да, сэр», «нет, сэр», «эта рыжеволосая женщина, сэр». Она была отстраненно честна, но внутри, я видела, она пела и чуть ли не плясала, сидя в этом кресле в качестве свидетеля обвинения. Когда окружной прокурор показал видеозапись моего ответа: «У Оттоманелли» — на бесцеремонный скользкий вопрос по поводу того, где я покупаю мясо, детектив Вассерман наконец-то усмехнулась. Она ничего не могла поделать; наверное, она сама едва не загорелась от того, насколько сильно ей пришлось сдерживать себя.