— Тем не менее, я не раз видел по телевизору репортажи о забастовках.
Сенцов кивнул.
— Да, есть рычаги влияния на владельцев фабрик, заводов и продовольственных ферм. Гильдии стараются прибрать к рукам как можно больше людей, чтобы управлять ими и добиваться… справедливости, как они это называют.
— Возможно, не безосновательно.
Мой собеседник равнодушно пожал плечами.
— Меня это не интересует, Ваше Сиятельство.
— Разумеется.
— Полагаю, вы хотите встреться с главами продовольственных профсоюзов.
— Было бы неплохо. Можете это устроить?
— Думаю, да. Но должен предупредить, что они люди жадные. Вам будет непросто убедить их встать на вашу сторону. Особенно когда другие — ваши конкуренты, уже закрепившиеся на рынке — станут противодействовать.
Я улыбнулся.
— Полагаю, у меня найдутся средства… влияния.
Сенцов кивнул.
— Не сомневаюсь, Ваше Сиятельство. Однако следует действовать осмотрительно. Как я сказал, воротилы гильдий — люди влиятельные. И богатые. Их нельзя просто убивать, если они заартачатся.
— Это предоставьте мне.
— Простите, но я всё-таки должен внести ясность, господин маркиз. Если мы вас с ними сведём, а потом вы начнёте от них избавляться, под удар попадёт наша организация. Это не в наших интересах. Мягко говоря.
— Понимаю. Не волнуйтесь. Есть ведь и другие способы вынудить людей пойти тебе навстречу.
— Хорошо. Просто я должен был это сказать, — Сенцов отправил в рот кусок мяса, разжевал и проглотил. — Мне придётся обсудить это с господином Емельяновым. Надеюсь, вы понимаете.
— Само собой.
— Постараюсь дать ответ в ближайшее время.
Когда босс уехал, я вызвал начальника разведки и поручил ему то же, что и своим новым подчинённым из Тайной Канцелярии — собрать информацию на Неклюдова. Нужны были объективные сведения, а люди Свечкина лучше понимали задачу, чем троица жандармов.
Затем я немного почитал в библиотеке энциклопедию — статью о сельском хозяйстве и животноводстве в империи. Узнал много интересного. Например, что в пищу можно использовать мясо некоторых мутантов, которых разводят в городе. Правда, такая пища популярностью не пользовалась. Но гурманы находились.
Ближе к вечеру я отправился в спортзал с Есенией — отрабатывать фехтование. Дело я это не бросал: в любой момент может пригодиться. И, надо сказать, успехи имелись. В принципе, я даже вышел на вполне приличный уровень. Хотя до Падшей, например, мне было ещё далеко.
— Можно задать вопрос? — проговорила Есения, атакуя меня серией ударов, которые я успешно отразил и перешёл в нападение.
— Конечно. Спрашивай, о чём хочешь.
— Прямо о чём угодно?
— Ну, если я не захочу отвечать, то не отвечу. Так что, да.
— Сколько человек ты убил? Я имею в виду, в рамках своего… ремесла.
Неожиданная тема. Но, похоже, мою невесту всё ещё волновало, что её будущий муж временами крадётся в темноте, зажав нож в зубах, так сказать.
— Истинный художник гонится не за количеством, — ответил я, блокируя нацеленный в горло клинок.
— За качеством?
— За совершенством.
Есения попыталась достать меня серией выпадов, но я в последний момент увернулся от меча и, прыгнув влево, разорвал дистанцию.
— И в чём же совершенство твоего… искусства? — поинтересовалась Есения, наступая.
— Иногда в простоте, иногда в сложности. А бывает, что в гаромнии первого и второго. Нужно чувствовать. Нужно видеть. Многое приходит с опытом.
— И сколько тебе понадобилось… эскизов? — девушка ударила сверху, затем тут же атаковала справа и попыталась уколоть меня в бедро, так что пришлось отскочить.
— Полагаю, художник всегда в пути, — сказал я.
Есения усмехнулась.
— А идеал недостижим! — в тон мне проговорила она.
— Дело не в этом, — я отбил два стремительных выпада и перешёл в нападение, заставив девушку попятиться. — Жизнь бросает всё новые вызовы. Принимать их — вот, в чём смысл.
Обменявшись несколькими ударами, мы разошлись. Есения опустила меч.
— У тебя удар стал быстрее и резче, — сказала она. — Это хорошо.
— Спасибо.
— Знаешь, с тобой я стала понимать, что жизнь не заканчивается на одном падении, каким бы оно ни было. Я вижу, как ты борешься. Пускай, не всегда одобряю методы, но… Не могу не восхищаться твоим упорством. И мне стыдно.
— За что? — насторожился я.
— Когда мой клан потерпел поражение… Был с позором уничтожен, и нас всех лишили дворянства… Мне казалось, что уже ничто не имеет значения.