- Нужно бы навести справки,- продолжил Голубев, взглядом бегая по
комнате.- Может, что интересное получится узнать.- Он встал с дивана и
направился к шкафу.- Кстати, хорошая штука! Одолжишь на время?- спросил
Глеб,
показывая
эспандер.
- Конечно! Бери!-
согласился напарник.- У
меня в машине еще
лежит.
Голубев,
убрал
эспандер в карман, а из другого достал носовой платок, которым открыл одну
дверцу шкафа и начал, так же аккуратно перебирать содержимое. Сверху
висела старая одежда, "лохматых" годов, а внизу стояла коробка из под
телевизора, в которую были собраны разные вещи. Видеокассеты, какие-то
игрушки, ракетки для настольного тенниса, несколько старых радио-
приемников, провода, микросхемы, паяльник с комплектующим - всѐ это
Глеб откладывал в сторону, принимаясь дальше доставать вещи. В руки ему
попал блокнот, раскрыв который он увидел листки, исписанные,
преимущественно цифрами. Это были какие-то вычисления, пока,
непонятные фэйсу. Перелистывая блокнот, из него вдруг вылетел один из
листков и упал под шкаф. Голубев протянул руку и пытался достать
потерянный лист, но пальцами, к своему удивлению, нащупал пакет. Лист
отошел на второй план и теперь задача состояла в том, чтоб достать эту
находку. Глеб пытался зацепить пакет двумя пальцами, но цепляя его лишь
кончиками, полиэтилен выскальзывал от него.
- Макс, помоги,- обратился Голубев к своему напарнику.- Я кажется,
что-то нашел.
Минаев подошел к углу шкафа и дернул его вверх. Теперь Глеб смог
дотянуться до пакета, а заодно и прицепить утерянный листок. Макс опустил
62
шкаф обратно и подошел к напарнику, чтоб увидеть находку. Голубев
держал в руках прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором находился
плотно набитый конверт. Достав и развернув его, фэйсы увидели стопку
наклеек, которые участили ритмы их сердец. На них была изображена
красная прямоугольная каѐмка, внутри которой, тем же цветом была надпись:
вердикт. Но не эта надпись так взволновала фэйсов, а небольшой символ,
который они увидели в уголках наклеек. Именно такой же знак был
нарисован на потолке во взорванной клинике. На листе, который выпал из
блокнота было несколько записей и снова цифры. Глеб сложил все вместе в
конверт и убрал его за пазуху.
- Пойдем,- сказал он Минаеву и направился в сторону выхода.
Макс беспрекословно последовал за Глебом и, выйдя на улицу, они
направились к своим машинам, которые спрятали в переулках частных
домов.
- Что скажешь?- спросил по дороге Голубев, в руке сжимая эспандер.
- Лишь то, что мы на верном пути,- ответил Минаев.
- Но сегодня мы потеряли такую нить, которая, возможно, смогла бы
развязать весь клубок.
- Глеб, они еще обязательно где-нибудь да допустят ошибку,-
поддержал напарника Макс.- Мы знаем одного из участников, а это уже
большой сдвиг в нашей работе. Ты, кстати, заметил, что нигде в окрестностях
нам не попадался "Opel" Орлова? Возможно, его спугнули до нас...
- Я так не думаю,- ответил Голубев.- Не оставлять машину на улице,
тем более вблизи дома или квартиры - стандартная конспирация. А спугнули
Орлова мы, когда началась перестрелка.
- Ладно, что теперь,- махнул рукой Минаев.- Посмотрим, что будет
дальше...
63
Глава 7.
Ночная фаза Голубева прошла дома, в кругу семьи. Ему наконец-то
удалось в живую, а не по телефону, поговорить с женой и немного поиграть с
дочкой. В последнее время это была настоящая редкость для Глеба, так как в
связи с большим наплывом работы, дома он стал появляться реже. Если у
него и получалось заскочить домой, то эта была глубокая ночь, когда жена и
дочка уже видели не первый сон. Тогда он целовал каждую из них, так, чтоб
не разбудить, и пытался несколько часов вздремнуть. Бывало так, что и эти
часы, были посвящены не сну и покою, а раздумьям по расследуемому делу,
которые обрывали последнюю нить, связывающую Голубева с Морфеем.
Этот поздний вечер и ночь кардинально отличались от предыдущих. Сегодня
он смог отвлечься от рабочих неудач и головоломок, посвящая всего себя
семье. Уложив дочку спать, они с женой включили ночник и еще какое-то
время беседовали на все темы подряд. Приглушенный свет, обстановка и
неотразимые формы жены, разыгрывали в Глебе все большую страсть,