пронумерованные дома. Сначала стояли пятиэтажки, которые сменили
частные дома. Они выстроились, словно соблюдая субординацию.
Изначально это были двухэтажные кирпичные коттеджи, затем одноэтажные
231
дома из белого кирпича и уж потом деревянные избушки. Одна из ветхих
избушек имела на себе ржавый номер с цифрами 280. Тут и была конечная
точка пути федералов. Минаев проехал несколько домов дальше, чтоб
машиной не привлекать внимания, и остановился.
- С главного входа зайдем?- спросил Макс, заглушив мотор и снимая
пистолет с предохранителя.
- Думаю будет лучше блокировать и задний двор,- ответил Голубев,
передергивая затвор ПМа.- Им я и займусь. А ты, как увидишь, что я
перепрыгну забор, начинай заходить через входную дверь.
- Хорошо! Будь аккуратен!- пожелал напарник.
- Взаимно,- сказал Глеб, вылезая из салона.
Голубев обогнул дом с задней стороны и тут же перелез через забор.
Минаев сразу вышел из машины и, быстрыми шагами, направился в сторону
нужного дома. Проходя мимо него, Макс всматривался в окна, надеясь в них
что-то рассмотреть, но пустые, темные стекла отражали лишь его самого.
Прижавшись к двери федерал прислушался к звукам за ней, но его встретила
тишина.
Глеб тоже прислонил ухо к двери, которая выходила на задний участок
дома. Никаких звуков, лишь только сердце отбивало учащенную дробь.
Голубев немного отошел от двери и взглянул, как она заперта. Отверстия под
ключ не было, значит дверь открывалась при помощи поворота ручки. Он
аккуратно повернул ручку, но дверь не поддалась. Очевидно, еѐ удерживал
дополнительный затвор. В это время прозвучал выстрел, после которого
федерал повалился на спину и перевернулся на бок, прижимая руку к животу.
Из двери вылетело еще пару пуль, оставляя за собой отверстия. Далее
выстрелы уже звучали внутри дома, напоминая собой перестрелку. Глеб
расстегнул куртку и взглянул на бронежилет, спасший его от пули. Обычно
Голубев редко им пользовался, но сегодня, как по какому-то наитию, решил
надеть его на себя.
232
- "Хоть какое-то везение за последнее время",- подумал федерал
поднимаясь на ноги.
Достав пистолет и сжав его в руке, Глеб перебежал к окошку и присел
под ним. Еще один прозвучавший выстрел разбил стекло, которое лавиной
посыпалось вниз, рядом с Голубевым. Он, инстинктивно закрыл голову
рукавом, но на рукав попало лишь незначительное количество осколков. В
доме все вновь смолкло, будто там никого и не было. Глеб направил руку с
пистолетом в окно и произвел пару выстрелов. Он не хотел давать
противникам отдыхать, но ответных выстрелов не прозвучало.
- Глеб!- услышал он крик напарника.- Ты в порядке?
- Живой!- ответил Голубев.
Их диалог оборвал выстрел, после которого федералы замолчали. Глеб
заглянул в окно: в комнате никого не было. Действовать нужно было
напористо, чтобы взять преимущество в свои руки. Тогда, стараясь не
создавать шума, он аккуратно открыл пустые оконные рамы и, не сводя
прицел с дверного проема, проник вовнутрь.
В комнате на стене висел старый ковер и почти такой же лежал на
полу. Он-то и смягчил шаги федерала. Диван, времен СССР стоял напротив
двух кресел, а в углу разместился простенький столик, держащий на себе
телевизор "Чайку". Рядом с дверью, на стареньких обоях висела картина,
изображающая зимний пейзаж природы. В ней, почти по центру, виднелось
отверстие, проделанное пулей Голубева. Он выглянул в проем, который вел в
небольшой зал дома, но там никого не было. И только разбитая ваза и графин
на столе, который стоял по центру, говорили о недавней перестрелке.
В зале было еще два проема, один из которых вел на кухню и оттуда
уже в прихожую, а второй в еще одну комнату, но большими размерами.
Если сравнивать с той, в которой находился Глеб, то помещение вышло бы
размерами, как две таких комнаты. В ней-то и мелькнула тень. Голубев
выстрелил туда пару раз и, пригнувшись, перебежал к столу в зале, где занял
прицельную позицию. Оттуда хорошо просматривалась часть комнаты. Из
233
кухни вышел Минаев, который, присев на одно колено, прицелился туда же.
Ответных выстрелов так и не последовало, но послышался металлический
звук, скорее напоминавший стальной скрежет. Глебу и раньше доводилось
слышать его, но понять, что это, он смог лишь в тот момент, когда по полу