Наталья хотела цинично упомянуть, на что в России власти обычно тратят финансы, но затем решила промолчать. И в самом деле скотство — о таких объектах собственного наследия не заботиться. Пелагея между тем подошла к церкви и положила руки на стену, застыв на некоторое время.
— Намоленная, — тихо прошептала она. — Все сохранилось. Какие же тут чистые души обитали.
Вот здесь Седых нечего оказалось сказать в ответ. Хоть девушка и была крещеной, и в детстве бабка её на службы регулярно водила, но так она и осталась не воцерковленной и мало что понимала в богословии. Ощутив себя уязвленной, Наталья пробурчала:
— Ты и это чуешь?
Пелагея обернулась, сейчас её прозрачно-голубые глаза светились.
— Меня бабушка как-то возила в Белоруссию. Родственники там у дедушки с войны остались. И побывали в Полоцке в старинном женском монастыре. Главный храм большой и красивый, но есть старый, маленький и скромный. Ему уж тысяча лет, наверное. Там внутри монахиня пожилая сидела и рассказывала историю. Ходить не может по хозяйству, таким образом общине помогает. Она мне и поведала: — Встань, девонька у стены, прижмись всем телом, и тебе тепло на душе станет.
Седых с интересом оглянулась на коллегу. Такой воодушевленной она её редко видела. В этот момент даже можно было признать, что Пелагея очень красивая.
— И что?
— Я так и сделала. Вот тогда в первый раз… все это и ощутила. Та церквушка невероятно намоленная была. Энергии на атомную бомбу хватило бы. Подобную я видела только в Боголюбово. Там, где князя Андрея Боголюбского убили.
— Вот как?
— Тоже старинная и с печальной энергетикой. А у лестницы, где князя порешили, чернота до сих пор стоит.
— Подожди, ты же ведунья, ведьма? И тебе не мешает Христос?
Пелагея мягко улыбнулась и достала серебряный крестик:
— Он никому не мешает. Ни чтобы зло множить, ни чтобы добро творить.
Наталья задумалась:
— Ты права. Под крестом столько плохого совершено.
— Потому что мир сложней наших представлений о нем. А что ведунья… Так мы и поставлены в мир, чтобы границу его сторожить. Тем и ангелы на небесах занимаются, — Пелагея посмотрела наверх, — только у них масштабы величавей.
Седых также подняла голову, а потом нахмурилась.
— Хватит болтать! Поехали. Осталось уже недалече.
Так и оказалось. После Першлахты дорога окунулась в густой лес, и минут через пятнадцать они поворачивали к Вершинино. Столице Кенозерского национального парка. Именно благодаря ему удалось сохранить здешнюю старину и артефакты. Вскоре они спускались вниз к Кенозеру, имеющему весьма причудливую конфигурацию. Именно в этих урочищах располагался водораздел между Атлантическим и Северным ледовитым океаном. Такое вот сакральное место.
Дорога пошла вдоль берега, а на горе высилась знаменитая Никольская часовня. Как будто вернувшаяся обликом из ветхой старины, она доминировала над окружением, заставляя задирать голову и думать о вечном. Они остановились около «Визит-центра» нацпарка. Наталья вышла из автомобиля, заляпанного свежей весенней грязью, постукала колеса и оглядела кузов. Затем опричница достала телефон:
— Сейчас позвоню нашей связной.
Пелагея усмехнулась:
— Ты так говоришь, как будто мы в разведке.
— Зря смеешься, так и есть. Считай, что мы временно на враждебной территории.
Трескина резко обернулась к напарнице, на её лице отразилось крайнее удивление. Но совет опричница восприняла стоически. Иначе зачем подписывала кучу бумаг, о которых ранее и слыхом не слыхивала.
Они стояли на южном склоне, и солнце понемногу входило в силу. Двери автомобиля были распахнуты, девушки разлеглись на откинутых креслах и принимали солнечные ванны. Надо пользоваться любой минутой раннего лета. Закон для северян.
Внезапно кто-то проскользнул на заднее сиденье и радостно завопил:
— Наталка, сто лет, сто зим! Это где вы такую красивую машину отхватили? Надолго к нам? Что за лебедка белая с тобой? Куда путь держите?
Ошарашенные опричницы повернулись к бойкой молодке, которая то и дело хваталась за густые рыжие пряди, которые падали на конопатое в рябь лицо.
— Дарья, ты чего на звонок не ответила?
— А чё? Я в магазин пошла за печенками да баранками. А то хватилась, и к чаю нет ниччё! — местная жительница подняла сетчатую сумку. — Я вас так рано и не ждала. Тут накося — звонишь!
— Ладно, — Седых посерьезнела. — Чего случилось у вас?
— Ой, чей-то и случилось! — Дарья от избытка чувств всплеснула руками, и из сумки посыпались баранки. — Вот я разиня! Айда ко мне чай пить.
Наталья скривилась:
— Из вашей болотной водички?
— Да она самая полезная и есть! — обиделась молодка.
Седых сначала повернулась к коллеге и лишь потом согласилась.
— Но чтобы быстро. Что мы зря так рано приехали?
Дарья широко улыбнулась:
— А ты не торопись! Все равно за день не успеешь.
Сидели на кухне обычного деревенского дома. Разве что вид был чудесный на озеро. У причала стояли простые гребные лодки и моторки, на одной мужики собирались на рыбалку, тщательно проверяя сети. Рядом крутились собаки, радостно подвывая.
— Наталка, к директрисе ни в коем разе не ходите!
Если Наталья с подозрением смотрела на желтоватую воду, в которой заваривали чай, то Пелагея к болотному оттенку отнеслась спокойней. Чай, не баре, чтобы очищенную химией водичку хлебать. Она поинтересовалась:
— А почему она нас не любит?
Дарья махнула рукой:
— Да ктой его знает! Дела дней минувших. Любит она все сама решать. Да не все получается!
Седых поставила чашку на блюдце и категорически потребовала:
— Дарья, кончай пустопорожнее нести! Что случилось такое, что нас сюда срочно дернули?
Рыжая молодка враз налицо посерьезнела и кивнула в сторону Пелагеи:
— Я думала, по старой памяти Марфа приедет. Она кто?
— Заместо нее.
— О как! — Дарья несказанно удивилась. — Ведунья? С каких берегов?
— Двинских, — спокойным тоном ответила Трескина.
Дарья подумала и что-то для себя решила:
— Сильные там были женки в старые времена. Ну, тогда слухайте. Все вразе случилося. Козел черный позавчерась пропал, и крест на Часовне, что на Мызе, упал наземь. А ветра не було.
— Чего такое несешь, Дарья?
— Подожди, Наташа. Еще кресты где-то падали?
Рыжая молодка задумалась:
— Да неведомо мне. Старые часовенки по берегам, ходу туда только на лодке. Да и на Мызу вы в брод, как летом, не попадете.
— Есть моторка?
— В Усть-Поче договорилась, дадут. Но за бензин заплатить придется. У нас в Вершинино слухи быстро расходятся. Да и козел именно там пропал.
— Понятно.
Дарья выглянула в окошко:
— Ой, мой с рыбалки едет! Девки, собирайтесь. Там в Усть-Поче в часовне Николы-Угодника вас Патрикеевна ждет. Она все и обскажет. Здесь вам лучше не задерживаться, а то не ровен час из администрации о вас узнают.
Они подкатили к повороту на Почу, когда Трескина выкрикнула:
— Тормозни, пожалуйста!
Пелагея рыбкой выскочила из автомобиля и с восторгом подошла к огромной сосне, сплошь обвешанной разноцветными тряпочками-заветами и лоскутами. Девушка осторожно касалась их руками.
— Ты что такое делаешь?
— Они говорят со мной. Люди оставляют здесь кусочки надежды.
Затем Трескина подошла к толстенному стволу дерева и обняла его. Седых напряженно ожидала — что-то ей во всем происходящем не нравилось.
— Зачем нам это?
— Этому древу уже более двухсот лет. Оно много чего на своем веку повидало. Нам нужна Священная роща. Говорят, их тут более тридцати. Нигде в Европе больше такого количества в одном месте не существует. Что же тут особенного?