Со сходных позиций подходил к рассмотрению царствования Ивана Грозного и А.И. Герцен. Он считал, что московское правительство, занятое уничтожением уделов, «сложилось в мощную государственную силу при царе Иоанне Васильевиче»[110], что при нем оно делает «первые самобытные, государственные шаги»[111]. Сравнивая свирепость Павла I с тиранией Ивана Грозного и Петра I, Герцен пишет, что «тирании Иоанна Грозного, Петра I могут оправдаться государственными целями»[112]. Таким образом, жестокая борьба Ивана Грозного с боярами связывается у Герцена с социально-политической обстановкой Московской Руси.
Но если, с одной стороны, Герцен, исходя из идеи закономерности исторического развития, понимал, что самодержавие Ивана Грозного — необходимый этап в развитии России, то, с другой стороны, тирания царя Ивана была для Герцена завуалированным материалом для обличения существующего самодержавного строя Николая I и для разоблачения допетровской Руси, идеализируемой славянофилами. Записывая 19 мая 1844 г. в дневнике рассказ паломника о том, как в Соловецком монастыре «монахи истязают арестантов ужаснейшим образом», Герцен добавлял: «Ну, в этом, я полагаю, славянофилам не обвинить петровскую реформу. Это так и веет Русью царя Ивана Васильевича и прежними нравами ее»[113].
Осуждение Герценом опричных казней и кровавой расправы с Новгородом определялось в конечном счете отношением к самодержавию вообще. В этом проявился его страстный революционный темперамент обличителя.
Н.Г. Чернышевский также резко выступил против того, чтобы усматривать «гениальность и благотворность» в действиях Ивана IV, как это делал Соловьев[114]. Он подчеркивал дворянский характер политики самодержавной власти и ее утверждения в годы правления Ивана IV[115].
H.A. Добролюбов очень высоко оценивал «Историю о великом князе московском» Курбского, где содержалась резкая критика жестокостей опричнины. Он писал: «Книга Курбского была первой, которая частично была написана под влиянием западных представлений; его Россия празднует начало освобождения от восточного застоя и узких односторонних понятий»[116].
Но признание исторической неизбежности утверждения абсолютизма на известной ступени исторического процесса у ре-волюционеров-демократов не только не означало признания ими прогрессивности монархии вообще, а, напротив, связывалось с их страстной борьбой против современного им самодержавного государства и крепостнического строя.
Во второй половине XIX в., в период развития капиталистических отношений в России, либеральная дворянская и буржуазная историография, представленная западниками и славянофилами, все более и более сближается с официальным направлением.
К.Н. Бестужев-Рюмин, испытывавший влияние как славянофилов, так и Соловьева, полагал, что «опричнина была важным шагом к развитию понятия о государстве», что она «знаменует собой высшую степень развития враждебных отношений Иоанна к боярству». Вместе с тем он все-таки считал ее «странным учреждением», олицетворяющим «в грубой форме отделение лично принадлежащего государю от государственного», учреждением, с недоверием встреченным самим народом, «страшною кровавою драмою»[117]. Бестужев-Рюмин склонен был видеть в опричнине борьбу царя Ивана с удельными княжатами[118].
Исходя из славянофильской доктрины об идиллическом единении царя и народа в допетровской Руси, К.Н. Бестужев-Рюмин оправдывал Ивана Грозного в его жестокостях и всю ответственность за них перелагал на самих бояр[119].
Концепция опричнины К.Н. Бестужева-Рюмина получила свое дальнейшее развитие в трудах Е.А. Белова (1826–1895). Так же как и Бестужев-Рюмин, Белов рассматривал опричнину в плане борьбы Ивана Грозного с княжатами на примере столкновения с Рюриковичами и Гедиминовичами. Опричниной Иван Грозный «отвратил от России опасность господства олигархии ее и не дал возможность восторжествовать боярскому элементу над великокняжеским»[120]. Белов заявлял даже, что Иван Грозный «на сто лет стоял целою головою выше бояр, в то время когда боярство все более и более проникалось узкими фамильными интересами, не думая об интересах Земли Русской»[121]. Сущность опричнины он ограничивал борьбой Ивана Грозного с удельными княжатами. «Опричниной Иоанн уничтожил связи потомства князей Владимирова дома с их прежними уделами, что впоследствии старались переделать. Он расселил вотчинников и помещиков из бывших княжеств в разные стороны, чем навсегда сокрушил мечты удельных князей»[122].
113
Герцен А.И. Собр. соч. Т. III. С. 355; См. также: Т. II. М., 1954. С. 47–48; Т. VII. М., 1956. С. 161, 191; Т. XII. С. 191.
117
Бестужев-Рюмин К.Н. Современное состояние русской истории как науки // Московское обозрение. Кн. I. 1859. С. 115, 116.
119
Бестужев-Рюмин К.Н. Несколько слов по поводу поэтических воспроизведений характера Иоанна Грозного // Заря. СПб., 1871. Март. С. 88.
120
Белов Е.А. Об историческом значении русского боярства до конца XVII века // ЖМНПр. 1886. № 1–2. С. 234.
121
Белов Е.А. Об историческом значении русского боярства до конца XVII века // ЖМНПр. 1886. № 1–2. С. 279.