Скудость сохранившегося материала не позволяет окончательно решить вопрос, в какой мере действовали губные учреждения на территории опричнины. До нас дошла лишь одна губная грамота, относящаяся к опричной территории, — Белозерская[1957], но она датируется сравнительно поздним временем (1571 г.). В 1570 г. упоминаются губные старосты в Суздале[1958], а в 1567 г. — на Вологде[1959].
Сведений о деятельности губных старост в других опричных землях у нас нет. Суровый опричный режим не способствовал укреплению выборного дворянского управления на территориях государева удела.
Городовые приказчики в годы опричнины продолжали ведать сбором налогов с местного населения (ямские и приметные деньги, ямчуга, деньги за городовое и засечное дело, посопный хлеб и т. п.). Им поручался сыск ратных людей, укрывавшихся от военной службы[1960]. Городовые приказчики также принимали участие в «отказе» вотчин в монастыри из числа описанных на государя земель опальных княжат и бояр и в других поземельных делах[1961].
Фискальные функции они разделяли с земскими («выборными») старостами[1962]. Городовые приказчики упоминаются главным образом в земских районах Русского государства: на Белоозере (1566–1568)[1963], во Владимире (1569)[1964], Костроме (1565)[1965], Рузе (1568/69-1571/72)[1966], Рязани (1570)[1967], Серпухове (1570)[1968], Туле (1570)[1969], Ярославле (1567–1570)[1970]. В опричных уездах городовые приказчики не упоминаются[1971].
Продолжали свою деятельность ямские приказчики[1972], рыбные приказчики[1973], таможенники[1974] и другие финансово-административные агенты центрального правительства на местах.
Созданная в силу январского указа 1565 г. опричнина представляла собой особую форму управления страной, подчиненную задачам борьбы с удельно-княжеской оппозицией, которая велась в интересах широких кругов класса феодалов. Пересмотр состава государева двора и учреждение опричного корпуса должны были создать прочную опору для проведения правительственных мероприятий. Широкое обеспечение поместьями и вотчинами опричников укрепляло их личную заинтересованность в осуществлении нового политического курса.
Однако опричнина проводилась в феодальных условиях, когда экономические основы централизации не были еще прочными. Этим в конечном счете объясняется то, что формы опричной политики и управления сами были почерпнуты из стародавнего арсенала московской государственной практики времен феодальной раздробленности.
Глава IX
Усиление феодального гнета в опричные годы
Искоренение очагов феодальной раздробленности, драматические страницы столкновения царя Ивана с его вчерашними сподвижниками не должны от нас скрывать главного: опричная дубина, ударяя по вельможному барину, другим концом еще сильнее била по русскому мужику. Тяжелые последствия для страны, которые принесла с собой опричнина, во многом объясняются тем обстоятельством, что опричный аппарат в силу его классовой сущности мог выполнять свою историческую задачу, лишь усиливая потоки слез и крови трудящихся масс страны. Недобрая память об опричниках царя Ивана, сохранившаяся в русском фольклоре, и отрывочные данные делопроизводственных документов наглядно и убедительно говорят о том, чего стоил русскому крестьянину и горожанину обрушившийся на страну шквал опричных преобразований.
В годы опричнины для населения страны страшным бичом были эпидемии и голод.
Первая тревожная весть донеслась уже в начале 1563 г. из новоприсоединенного Полоцка, где начался мор, вызванный последствиями ожесточенных боев за город[1975]. По данным исследователей, это был сыпной тиф[1976]. Эпидемия вспыхнула в Полоцке с новой силой осенью 1565 г., когда там умерло «много людей», в том числе даже местный архиепископ. В декабре того же года появились новые тревожные слухи о том, что «поветрие» обнаружилось в Колывани[1977]. Весной 1566 г. мор распространился на Озерище, затем на Луки, Торопец, Смоленск и вообще «по многим местом»[1978]. С августа по декабрь этого года эпидемия бушевала не только в городах Новгороде, Старой Русе, Полоцке, Озерище, Невеле, Торопце, но и по селам, «и не было кому и мертвых погребати». В сентябре 1566 г. смоленский воевода П.В. Морозов сообщал, «что по грехом явилося в Смоленску на посаде и в Смоленском уезде божие посещение, поветрее на люди: люди умирали многие смертоносною язвою». В связи с этим «государь велел заповедь учинити, что из Смоленска и из Смоленского уезда в московские городы пропущати никакова человека не велел»[1979]. Летописец отмечает, что «лихое поветрие» появилось в Можайске 1 сентября 1566 г. и только благодаря крепким заставам «утишилось». Однако уже 10 сентября новгородский архиепископ сообщил в Москву, что «в Великом Новегороде появилось лихое поветрие на посаде на штинадцати улицах, многие люди умирают знамением»[1980]. С той же осени начали «мереть» люди и во Пскове[1981]. Эпидемия 1566 г. была отзвуком общеевропейского бедствия, так называемой венгерской лихорадки. или огневой болезни, как на Руси называли вспышку сыпного тифа[1982].
1959
Архив ЛОИИ. Собр. Головина. № 78; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969. С. 527 и след.
1961
Об этом см.: Носов Н.Е. Губные старосты как агенты правительства Ивана Грозного по земельным делам // Проблемы общественно-политической России и славянских стран. М., 1963; Он же. Становление сословно-представительных учреждений в России. М., 1969. С. 527 и сл.
1962
Возможно, земских старост начали именовать «выборными» ввиду того, что термин «земский» в годы опричнины приобрел иной смысл (см.: Садиков П.А. Очерки… Документы. № 17; Он же. Из истории опричнины… № 33; Шумаков С.А. Обзор… Вып IV. № 1455. С. 526; РИБ. Т. II. № 37. Стб. 41–45; Труды Псковского Археологического Общества. Вып. VI. Псков, 1910. С. 42–43).
1963
Садиков П.А. Очерки… Документы. № 9; Архив ЛОИИ. Акты до 1613 г. № 289; ГПБ. FIV. № 113-а. Л. 1214–1217.
1965
Садиков П.А. Очерки… Документы. № 15; АИ. Т. I. № 176. С. 336–337; Шумаков С.А. Сотницы, грамоты и записи. Вып. И. № VIII. С. 26.
1970
Кобрин В.Б. К вопросу о времени включения Ярославского уезда в опричнину // Краеведческие записки Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. Вып. IV. 1960. С. 95; ГКЭ. Ярославль. № 24/14772.
1971
В.Б. Кобрин пишет (см.: Кобрин В.Б. Состав… С. 50), что в 1565 г. в Суздале был городовым приказчиком Я.Г. Наумов. Действительно, Наумову была адресована грамота об отказе земель Спасо-Ефимьеву монастырю (АИ. Т. I. № 177. С. 338). Но в ее тексте не говорится, что Наумов был городовым приказчиком.
1974
РИБ. Т. XXXII. № 241. Тамгу откупные таможенники брали в Поместной избе (ЦГАДА. Ф. 1209. N2 426. Л. 316).
1976
Васильев К.Г., Сегал А.Е. История эпидемий в России (материалы и очерки). М., 1960. С. 43.
1980
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 404. По сообщению Балтазара Рюссова, осенью 1565 г. мор начался в Ливонии и распространился в Ревеле весной 1566 г. (Прибалтийский сборник. Кн III. 1880. С. 157). «Мор в Новгороде был с Семеня дня 7075 до Крещения» (Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы (новые материалы) // Проблемы источниковедения. Сб. IV. С. 255–256).
1981
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 404. «Мерло многое множество людей, мужей и жен и детей» (ПЛ. Вып. II. С. 249); в другом летописце под 1566/67 г. сообщается, что «в Великом Новегороде и во многих градех мор был» (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники // И А. 1951. Кн. VII. С. 224; он же. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 160).