О том, что никакой боярской измены в 1571 г. не было, говорит и допрос царем Иваном Грозным в январе 1575 г. русских пленников, вышедших из Крыма[2351]. Некоего Ермолку — человека князя Ивана Мстиславского — на допросе спросили, не был ли он послан в Крым его господином с каким-либо тайным поручением к хану. Тот ответил: «Князь Иван, государь, Мстиславской в Крым меня не посыливал и приказу от князя Ивана в Крым ни х кому не бывало… а того в Крыму не слыхал же, от кого с Москвы в Крым ко царю и к мурзам живет ссылка». Конечно, когда Ермолку «к огню придвинули и учали пытати, огнем жечи», он во всем повинился и сказал, что бояре изменяют. В частности, «как приходил царь к Москве и Москву зжег, и Иван да Федор Шереметевы на Москве пушки заливали, норовя Крымскому царю, чтоб против царя стояти было нечем»[2352].
Другой боярский человек, Костя, под угрозой пыток заявил, что даже «многие бояре государю… изменяют и неправду великую делати и зсылаются бояре с Москвы в Крым со царем». Среди этих бояр были И.Ф. Мстиславский, М.И. Воротынский и Шереметевы. Мстиславский и Федор Салтыков отпустили какого-то барымского царевича, «как царь приходил к Москве и Москву зжег», наказали ему просить хана, чтобы тот снова вернулся к русской столице: «А толко придет к Москве, и Москва будет его»[2353].
Бессмысленность всех этих вымученных показаний ясна уже хотя бы из того, что в результате наветов Ермолки и Кости не пострадали ни Мстиславский, ни Шереметевы.
Сожжение Москвы Девлет-Гиреем заставило русское правительство внести существенные коррективы в свои внешнеполитические планы. Принимая крымских послов 15 июня 1571 г. в селе Братошине, царь готов был согласиться на создание в Астрахани полузависимого от России татарского княжества ради того, чтобы добиться мира с Девлет-Гиреем[2354]. Был ли это сложный дипломатический ход, с тем чтобы выиграть время, или Иван IV действительно хотел ценой временной потери Астрахани обеспечить безопасность южных окраин страны, сказать трудное. Ясно, что нападение крымского хана заставило Ивана IV быть куда уступчивее в его переговорах с иностранными дипломатическими представителями. Когда Елизавета направила в Россию нового гонца Роберта Беста возобновить торговые привилегии английских купцов, то царь в своем послании от 24 января 1571 г. выразил ей свое согласие на это[2355]. Путешествие в Россию Дженкинсона, который еще раньше сумел завоевать доверие царя, содействовало новому русско-английскому сближению. 23 марта и 11 мая царь, давая аудиенции этому ловкому агенту английской королевы, заверил его в своем расположении к Елизавете и сообщил о решении восстановить привилегии Московской компании[2356].
Утешительная весть пришла из Польши: в мае Сигизмунд II Август «целовал крест» на перемирных грамотах[2357].
Еще в 1570 г. Иван Грозный решил найти замену умершей Марии Темрюковне. Расхождение с сыном ускорило это решение. К царской свадьбе готовились долго. Со всей страны в слободу свезли 2 тысяч девушек, и после тщательного отбора в июне 1571 г. царь выбрал невесту для себя и для своего старшего сына[2358].28 октября Иван IV вступает в третий брак. На этот раз его женой стала Марфа Собакина, которая, впрочем, уже 13 ноября умерла[2359]. Еще со времен Карамзина бытует легенда, пущенная Таубе и Крузе, что Собакина — дочь новгородского купца[2360]. На самом деле ее отцом был коломенский сын боярский Василий Большой Степанович Собакин[2361].
На царской свадьбе присутствовали «царицыны дружки» Малюта Скуратов и его зять молодой опричник Борис Федорович Годунов, который позднее сыграет такую видную роль в истории России[2362]. Там же был родич Малюты Богдан Яковлевич Бельский, впервые появившийся в разрядах за год до этого[2363]. Через неделю после свадьбы Ивана IV 4 ноября состоялось новое брачное пиршество: женитьба царевича Ивана на Евдокии Сабуровой[2364].
2351
ЦГАДА. Ф. 159. № 933; Допрос царем Иоанном Грозным русских пленников, вышедших из Крыма /Опубл. С.К. Богоявленским //ЧОИДР. 1912. Кн. II. С. 1–7. Датируется упоминанием В.И. Умного-Колычева как боярина: в апреле 1574 г. он еще просто дворовый воевода (Э. Л. 491 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 362]), а в 1575 г. — уже казнен.
2354
ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 13. Л. 402 об. — 403. Вероятно, именно в это время царь Иван IV поставил во главе Боярской думы Михаила Кайбулича, придав ему почетный титул «царевича Азтороханьского» (Э.Л. 372 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 285]). Упоминается в октябре 1571, январе 1572 г. (Сб. РИО. Т. 129. С. 215, 219). Женат был на дочери И. В. Шереметева Большого (Кобеко Д. Михаил Арасланович Кайбулич, царевич астраханский // Записки Восточного отделения Рус. Археолог, общества. Т. VIII–X. Вып. IV. СПб., 1901. С. 77–80).
2355
Толстой Ю. Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. 1553–1593. СПб., 1875. С. 32.
2356
Толстой Ю. Указ. соч. С. 34, 35; Середонин С.М. Известия англичан о России во второй половине XVI века //ЧОИДР. 1884. Кн. IV, отд. III. С. 73–95.
2359
НЛ. С. 107–108; Э. Л. 371 об. — 374 об. [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 285–291]. Говорили, что Марфа умерла от какого-то зелья (возможно, средства от бесплодия), переданного ей матерью (Принц Д. Начало и возвышение Московии //ЧОИДР. 1876. Кн. III, отд. III. С. 28).
2360
Таубе и Крузе. С. 55. Эта легенда в развернутом виде содержится в летописи о браках Ивана Грозного, изготовленной А.И. Сулакадзевым: «Поял царь деву ноугороцкую гостию Марфу Васильеву Собакину» (ГПБ. QXVII. № 17. Л. 156 об.; см. также: Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. IX. С. 110; Сухотин Л.М. Указ. соч. VII–VIII. Стб. 177; Скрынников Р.Г. Террор. С. 14).
2361
ТКДТ. C. 158; Веселовский С. Б. Синодик… С. 338–339. Позднее, в 1572 г., Василий Большой Собакин был насильно пострижен в Кириллов монастырь, а его племянники Степан, Семен (дети Василия Меньшого), Калист (сын Василия Среднего) казнены якобы за то, что хотели царя «чародейством извести» (ПИГ С. 178).
2362
Э. Л. 372, [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 286]. Впервые Б.Ф. Годунов упоминается в опричном разряде 1570 г. (Синб. сб. С. 27 [РК 1559–1605 гг. С. 67]).
2363
Э. Л. 361 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 267]); Кобрин В.Б. Состав… С. 25. Совершенно беспочвенна, на наш взгляд, догадка Р.Г. Скрынникова о том, что Марфа была родственницей Малюты Скуратова (Скрынников Р.Г. Террор. С. 141). Участие Малюты в свадебной церемонии Марфы и Ивана IV и высокий вклад царя по Малюте не дают для этого никаких оснований.
2364
НЛ. С. 108. По И. Таубе и Э. Крузе, свадьба состоялась в Михайлов день, т. е. 8 октября (Таубе и Крузе. С. 55).