Опричные годы — время мощных подвижек в сфере частной недвижимой собственности. Исконная система светской вотчины, складывавшаяся на протяжении XIV–XV вв. и уже испытавшая немало потрясений в конце XV — середине XVI в., была обречена опричными порядками на ускоренное исчезновение. Помимо прямых конфискаций со стороны опричных властей наблюдается мощнейший отток светских вотчин в монастыре и иные церковные корпорации. Уже прочно укоренившиеся в обществе номинально-заупокойные традиции в форме земельных вкладов приобрели в годы опричнины огромный размах. В монастырях искали социальной и моральной защиты. Получили широкое распространение фиктивные и полуфиктивные акты продажи вотчин, зачастую как бы отложенных до момента смерти продавца. Мелкие и даже средние землевладельцы закладывались за монастыри, переходя в разряд светских монастырских слуг. Почти за всеми подобными сделками стояли реальные или ожидаемые опалы. Полная непредсказуемость даже ближайшего будущего лишь усиливала стремление найти опору и поддержку во вневременном, заручиться покровительством тех, кто по определению был ближе к Богу. Несколько грамот вполне воспроизводят эти ситуации.
К примеру, данная (№ 1) Л.Г. Шеремета-Хлуденева, представителя древней старомосковской боярской фамилии. Его вклад датируется первыми месяцами опричнины, когда факты громких расправ были остры и прошла первая волна массовых репрессий — высылка на житье в Казанский край многих представителей титулованной и нетитулованной знати. Именно эта судьба выпала на долю сына вкладчика, В.Л. Хлуденева — он фигурирует в числе отправленных в недавно завоеванные земли. Глухие, неявные свидетельства текста подтверждают этот факт. Показательна, во-первых, клаузула с запрещением выкупа отдаваемого в московский Богоявленский монастырь имения. По имени назван лишь сын, причем контекст подразумевает его отсутствие при оформлении вклада. Нет его и среди свидетелей, что было обычной практикой, отсутствует также его очищальная запись, подтверждающая его отказ от будущих претензий на выкуп вотчины. Иными словами, отсутствие сына при оформлении очень важного для его отца вклада было вызвано не конъюнктурными, но весьма серьезными мотивами. Во-вторых, Л.Г. Хлуденев и его сын записаны в дворовой тетради по Переяславлю-Залесскому, но никаких следов земельных владений в этом уезде наша грамота не содержит. Это косвенно подтверждает опалу и ссылку В.Л. Хлуденева в Казань с конфискацией земли. Последняя числилась, скорее всего, именно за Василием, ибо, судя по вкладной, его отец уже «избыл» но возрасту службы. Цель вклада отражена в грамоте несколько туманно. Помимо традиционного поминания родителей и самого вкладчика, Л.Г. Хлуденев хочет быть «причтенным» к «избранному стаду», т. е. монашеской братии Богоявленского монастыря. Но прямо о постриге речь не идет, равно как нет следов принятия пострига Л.Г. Хлуденевым ранее. Классический пример добровольного ухода за ограду городской обители с келлиотским уставом с целью обрести покровительство, покой и посмертное «устроение души[2410].
2410
Тысячная книга… С. 139; Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 258, 330, 529 (В.Л. Хлуденев был казнен по делу И.П. Федорова в середине 1568 г.).