Буря разразилась вскоре, уже в июне, когда царь «положил был гнев свой» на княгиню Ефросинию Старицкую и ее сына Владимира. Поводом была жалоба дьяка Савлука Иванова на то, что «княгиня Офросиния и сын ее князь Володимер многие неправды ко царю и великому князю чинят и того для держат его скована в тюрьме». Царь Иван внял извету дьяка и «положил был гнев свой» на Ефросинью, а 5 августа даже насильно постриг ее в монахини[484]. Опале на некоторое время подвергся и князь Владимир Андреевич Старицкий. Наиболее преданные князю Владимиру бояре, дети боярские и дьяки переведены были в государев двор, а к старицкому князю приставлены царские бояре и дворовые люди[485]. Смена ближайшего окружения старицкого князя была проведена не впервые. Еще в 1541 г., после того как правительство выпустило князя Владимира из темницы, оно возвратило ему удел, заменив, однако, бояр и дворян его отца, скомпрометировавших себя во время открытого столкновения старицкого князя с Москвой в 1537 г.[486]. Именно поэтому в крестоцеловальной записи 1554 г. князь Владимир обязался «без бояр… никоторого дела не делати», не мстить им ни за какие их проступки и не сгонять их с вотчин[487]. Итак, «перебор» личного состава старицкого двора должен был обеспечить промосковскую политику князя Владимира или во всяком случае поставить его под неусыпный контроль московской администрации. В разгар опалы на князя Владимира Иван IV 20 июня 1563 г. «во княж Володимерове деле Ондреевича» затребовал к себе материалы, касающиеся побега князя Семена Ростовского, наиболее рьяного защитника кандидатуры старицкого князя во время мартовских событий 1553 г.[488]. Старица все время продолжала находиться под бдительным надзором, хотя уже осенью Грозный «простил» опальную Ефросинью[489]. В сентябре — октябре 1563 г. царь снова ездил в старицкие, верейские и вышегородские дворцовые села[490]. Вскоре после этого, в ноябре 1563 г., он выменял у князя Владимира г. Вышгород с уездом и ряд волостей в Можайском уезде, отдав ему взамен г. Романов на Волге[491]. По С.Б. Веселовскому, «эта мена имела исключительно хозяйственное значение и для князя Владимира была вполне безобидной»[492]. Более прав, по-видимому, П.А. Садиков, считавший, что уже с 1563 г. Иван Грозный начал готовиться к продолжению государственных реформ. Ежегодные поездки на богомолье и «потехи» могли использоваться царем для изучения организации удельного управления, опыт которого он использовал в недалеком будущем. С этим же замыслом как-то связывается и начало обмена землями с Владимиром Старицким[493].
По данным С.М. Каштанова, и в иммунитетной политике правительства перелом наступает в 1563 г., когда начинается увеличение податных привилегий монастырей[494]. К этому году относят крупный поворот в политике Ивана IV и иностранные наблюдатели[495]. Неожиданная смерть царевича Василия также могла только вызвать у царя лишь новое раздражение против тех, кто высказывал недовольство царицей Марией и ее родней. Один русский летописец сообщает под 1562/63 г. (после рассказа об опале на Воротынских), что Иван Грозный «на бояр своих на многих и на детей боярских на многих опалы свои тяшкые положил грех ради наших»[496].
С этими наблюдениями можно сопоставить и сдвиги в составе Боярской думы в предопричные годы[497]. К концу 1560 г. в ней насчитывалось 55 человек: 37 бояр и 18 окольничих. Накануне введения опричнины, т. е. в конце 1564 г., в думе было уже только 42 человека (33 боярина и 9 окольничих). Сокращение числа думных людей особенно заметно в 1563–1564 гг., когда из думы выбыло 13 бояр и 4 окольничих, а прибыл всего один боярин (и то из окольничих). Боярами в начале 60-х годов сделались будущие опричники Ф.И. Умный-Колычев, Л.А. Салтыков, а окольничими — позднейший опричник З.И. Очин-Плещеев и И.М. Хворостинин (отец четырех опричников, умерший около 1564 г.).
1564 год начался тревожно. Возобновившиеся после длительной подготовки похода на Ригу военные действия с Литвой принесли уже вскоре первые серьезные неудачи[498]. Русские воеводы задумали смелый план обхода литовских войск гетмана Радзивилла, находившихся в районе Лукомля. Для этого армия в 17–18 тысяч человек во главе с командовавшим всеми русскими войсками, расположенными у западной границы, князем П.И. Шуйским должна была выйти из Полоцка и соединиться под Оршей в селе Боране («на Друцких полях») с армией князей B.C. и П.С. Серебряных, шедшей из Вязьмы. Затем соединенное войско должно было двигаться на Минск и Новогрудок. Князья Серебряные прибыли к месту встречи в назначенный срок. Иначе сложилась судьба армии Шуйского. На нее направили основной удар литовские главнокомандующие Николай Радзивилл и Григорий Ходкевич. 26 января на р. Уле (неподалеку от Полоцка) литовские войска нанесли тяжелое поражение русской армии. Сам П.И. Шуйский был убит. В плен попали воевода Захарий Плещеев и 700 человек «больших дворян и детей боярских»[499]. Узнав о том, что Шуйский разбит, войска князей Серебряных после опустошительных набегов на мстиславские, кричевские, могилевские и шкловские места 9 февраля вернулись в Смоленскую украину[500].
484
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 368. Официальная версия о пострижении Ефросинии («по своему хотению») и смене бояр дана в посольских делах (Сб. РИО. Т. 71. С. 466–467). Материалы, касавшиеся опалы княгини Ефросинии Старицкой и ее сына Владимира, хранились в Царском архиве: «Отпуск на Белоозеро, в Воскресенской монастырь княж Ондреевы Ивановича княгини, во иноцех Евдокеи, о обиходе, как быти ей на Белеозере; и отписка, как государь со старицы Евдокеи и сына ее со князя Володимера Ондреевича сердца сложил» (ОЦААПП. С. 40 [ГАР. С. 89]). Царь сообщил («известил») о «неисправлениях» Владимира Старицкого и Ефросинии Макарию и освященному собору. Но Р.Г. Скрынников пишет, что «правительство добилось от высшего духовенства осуждения Старицких и что по приговору собора Ефросинья была заточена» (Скрынников Р.Г. Начало. С. 183). Все это является произвольным толкованием ясных сведений летописи.
485
«У князя Володимера Ондреевича повеле государь быти своим боя-ром и дьяком и столником и всяким приказным людем… Бояр же его, и дьяков, и детей боярских, которые при нем близко жили, взял государь в свое имя и пожаловал их, которой же которого чину достоит» (ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 368). В описи Царского архива находились «списки — имена детей боярских, которые приехали от князя Володимера Ондреевича и которых царь и великий князь взял у князя Володимера Ондреевича в свое имя» (ОЦААПП. С. 39 [ГАР. С. 87]).
486
Иван IV велел у князя Владимира «быти бояром иным и дворецкому и детем боярьскым, дворовым не отцовскым» (ПСРЛ. Т. XIII, 1-я пол. С. 135, 140).
489
15 сентября царь дал некоторую сумму денег в Симонов монастырь, чтобы монахи молились «о здравии» Евдокии (Скрынников Р.Г. Начало. С. 185).
491
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 372. О судьбах Вышгорода в XVI в. см.: Кобрин В.Б. Две жалованные грамоты Чудову монастырю (XVI в.) // ЗОР ГБЛ. М., 1962. Вып. 25. С. 304–305.
495
А. Шлихтинг писал, что Иван IV после взятия Полоцка «начал замышлять, как ему уничтожить своих приближенных, а особенно тех из них, кто отличался знатностью и древностью рода» (Шлихтинг. С. 16).
497
См.: Зимин A.A. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 г. М., 1958. С. 69–72.
498
О подготовке похода Ивана IV на Ригу сообщает в письме от 24 ноября 1563 г. Иоганн Таубе (Винтер Э. Два письма Иоганна Таубе // И А. 1962. № 3. С. 151).
499
Среди взятых в плен были дворовые дети боярские или их родственники: Воин Истомин сын Ржевский (Дорогобуж), Алфер Васильев сын Федцов, Афанасий Васильев сын Чихачев (Псков), Иван Афанасьев сын Арцыбашев (Новгород), новоторжец Дмитрий Кашкаров (АЗР. СПб., 1848. Т. III. № 35. С. 134).
500
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 377–378; ПЛ. Вып. II. С. 245; Пискаревский летописец. С. 76 [ПСРЛ. Т. 34. С. 190]; ДРК. С. 242–243 [РК 1475–1598 гг. С. 204–205]; Письмо гетмана литовского Радзивилла о победе при Уле 1564 г. // ЧОИДР. 1847. Кн. III. № 3. С. 1–18: AS. Т. VII. N LXXXV; Stryjkowski М. Ор. cit. Т. И. S. 414–415; Bielski Marcin. Kronika Т. II. S. 1153; Piwarki K. Op. cit. S. 262–263; Акты Копенгагенского архива. Вып. 1:1326–1569//ЧОИДР. 1915. Кн. IV. № 128. С. 221–222; Форстен Г.В. Балтийский вопрос… Т. I. С. 478; Kappeler A. Op. cit. S. 117–118.