— Не хочу, — признался я.
— Почему не хочешь?
— Не могу.
Она смерила меня взглядом.
— Ты сильно загорел. Работаешь на солнце?
— Бывает и так.
— Когда солнце поднимается над головой, площадку закрывают. Я видела только, как его лучи касаются самого верха зданий.
— Да там и смотреть не на что, — сказал я. — Солнце такое яркое, что глядеть на него в упор просто нельзя.
— Я хотела бы убедиться в этом своими глазами.
Я сменил тему.
— А чем ты занимаешься в настоящий момент? Я имею в виду — у себя на работе?..
— Составлением рационов.
— Это еще что такое?
— Мы разрабатываем сбалансированную диету. Необходимо убедиться, что синтетическая пища содержит достаточно белков и что люди получают все нужные им витамины. — Она запнулась, тон ее выдавал отсутствие интереса к теме. — Ты знаешь, что солнечный свет содержит в себе витамины?
— Серьезно?
— Витамин D. Он вырабатывается в организме, когда солнечные лучи падают на кожу. Это очень полезно знать, если никогда не видишь солнца.
— Но витамины можно синтезировать, — заметил я.
— Можно. Так мы и поступаем. Хочешь, вернемся в комнату и выпьем еще чаю?..
Я промолчал. Трудно сказать, чего я ждал, когда разыскивал Викторию, но такого я, во всяком случае, не предвидел. В тяжкие дни, проведенные с бригадой Мальчускина, я раздразнил себя романтическим идеалом, а время от времени еще и тешил себя надеждой, что, может быть, мы с ней сумеем приспособиться друг к другу; но уж, во всяком случае, мне и в голову не приходило, что с места в карьер возникнут какие-то тайные обиды. Мне мечталось, что мы рука об руку будем стремиться к тому, чтобы превратить помолвку, решенную за нас родителями, в подлинную близость, придать ей окраску дружбы и, не исключается, даже любви. Чего я никак не предполагал, так это того, что Виктория сможет взглянуть на нас обоих как бы с птичьего полета, что я для нее гильдиер, которому раз и навсегда даны запретные для нее привилегии…
Мы остались на площадке. Предложение Виктории вернуться в комнату было не лишено иронии, и я оказался достаточно восприимчивым, чтобы уловить это. На деле мы оба, я чувствовал, предпочитали площадку комнате, хоть и по разным причинам: я — потому, что работа с Мальчускиным привила мне вкус к свежему воздуху и мне стало теперь тесно и неуютно в городских стенах; Виктория, вероятно, потому, что площадка была для нее единственно возможным способом как бы выйти из Города. И все равно — холмистый пейзаж невольно напоминал нам обоим о той дистанции, которой мы прежде не осознавали и которая вдруг разъединила нас.
— Ты могла бы попросить о переводе в гильдию, — предложил я под влиянием минуты. — Уверен, что…
— Я ношу юбку, — резко перебила она. — Ты что, до сих пор не заметил, что гильдиеры — сплошь мужчины?
— Нет…
— Не нужно долго напрягать мозги, чтобы взять в толк простую истину, — продолжала она с жаром, в котором отчетливо проступала горечь. — Я сталкивалась с этим всю мою жизнь, просто не задумывалась толком: отец вечно в отъезде, мать занята по горло городскими делами — питанием, отоплением, ликвидацией отходов, короче, всем, что мы привыкли получать на дармовщинку. Только теперь до меня наконец-то дошло, что к чему. Женщины для Города — слишком большая ценность, чтобы рисковать ими, выпуская наружу. Они нужны здесь, в этих стенах, потому что они рожают детей и их можно заставить рожать снова и снова. Зато женщины, которых приводят в Город, произведя на свет ребенка, при желании могут потом уйти. — Опять та же скользкая тема, но на сей раз Виктория не запнулась. — Знаю, что кто-то должен работать за стенами Города, знаю, что эта работа связана с риском… но меня же ни о чем не спросили! Лишь потому, что я женщина, я обречена сидеть в этих проклятых стенах, изучать увлекательные секреты изготовления синтетической пищи и — рожать и опять рожать, как только сумею…
— Ты что, не хочешь выходить за меня?
— У меня нет выбора.
— Большое спасибо.
Она встала со скамейки и гневно шагнула назад к лестнице. Я последовал за ней вниз и дальше по коридору, но в комнату не вошел, а остался в дверях. Она стояла, повернувшись ко мне спиной, и смотрела в окно на узкий проулок между строениями.
— Хочешь, чтобы я ушел?
— Да нет… Войди и закрой дверь.
Я послушался — она не шевельнулась. Наконец, предложила:
— Давай я сварю еще чаю.
— Свари.
Вода в кастрюльке еще не успела остыть и через минуту вновь закипела.
— Нас никто не заставляет жениться, — произнес я.