Росарио прижала малыша к себе, лаская и баюкая. Люсия подскочила к ней со словами утешения, но, в сущности, никто ничем не мог помочь. Гельвард не на шутку встревожился: ведь если ребенок заболеет всерьез, единственное, что останется, — это вернуться в Город. К счастью, рвота вскоре прекратилась, малыш еще поревел немного и успокоился.
— Пойдем дальше? — обратился Гельвард к Росарио.
Она беспомощно пожала плечами.
— Si [Да (исп.)].
Они двинулись дальше, стараясь не слишком спешить. Жара не ослабевала, и Гельвард несколько раз спрашивал женщин, не надо ли им передохнуть. Каждый раз они отвечали — нет, но Гельвард явно уловил какую-то перемену в их тоне. Словно приключившаяся с малышом беда сблизила всех четверых.
— Вечером разобьем лагерь, — объявил он, — а завтра весь день будем отдыхать.
Против этого никто не возражал, а попозже Росарио покормила малыша снова, и рвота не повторилась.
Перед заходом солнца они попали в места, более холмистые и скалистые, чем прежде, и неожиданно вышли к расселине, которая в свое время доставила столько забот мостостроителям. От самого моста не осталось почти ничего, только на месте опорных башен в земле зияли две глубокие ямы.
Гельвард вспомнил, что на северном берегу речки, протекающей по дну расселины, ему когда-то приметилась площадка, которая подошла бы для лагеря, и повел всю компанию вниз.
Пока Росарио с Люсией сюсюкали над малышом, Катерина помогла Гельварду поставить палатку. И в тот момент, когда они раскладывали спальные мешки, она вдруг обняла его за шею и легонько поцеловала в щеку.
— Это еще за что? — усмехнулся он.
— Ты добрый к Росарио…
Гельвард замер, рассчитывая, что поцелуй повторится, но Катерина выкарабкалась из палатки и позвала остальных.
Малышу стало гораздо лучше, и он уснул, как только его устроили в самодельном гамаке внутри палатки. Росарио повеселела, и не составляло труда догадаться, что у нее отлегло от сердца. Быть может, малыша просто продуло.
Вечер выдался куда теплее вчерашнего, и после ужина они еще некоторое время посидели на воздухе. Люсия жаловалась на ноги, беспрестанно потирая их, и подруги почему-то отнеслись к ее жалобам с преувеличенной серьезностью. В конце концов она показала ноги Гельварду — оба больших пальца с внешней стороны были натерты до мозолей. Тут и две другие женщины признались, что натерли себе ноги, и принялись сравнивать свои болячки.
— Завтра, — подвела итог Люсия, — без ботинок.
На том вроде бы и порешили.
Гельварду пришлось подождать, пока женщины не заберутся в палатку и не устроятся на ночь. Накануне было так холодно, что все они спали не только в мешках, но и в одежде; сегодня, в теплую ночь при высокой влажности, об этом не могло быть и речи. Из застенчивости Гельвард подумал, что ляжет все-таки одетым, хотя и поверх мешка. Кончилось тем, что он полез в палатку, не выждав назначенного себе срока.
Свечи были зажжены. Женщины лежали по своим мешкам. Не говоря ни слова, Гельвард задул свечи и разделся в темноте, не преминув оступиться при этом и неловко рухнуть навзничь. Забравшись в мешок, он долго лежал без сна. Виктория, казалось, осталась где-то за тысячи миль.
6
Когда он проснулся, уже совсем рассвело, и после тщетных попыток натянуть штаны в мешке Гельвард был вынужден вылезти из палатки и торопливо одеться снаружи. Запалив костер, он набрал воды и засыпал в нее синтетический чай.
Здесь, на дне расселины, было уже тепло, и Гельвард задумался: что же все-таки разумнее, двигаться без задержки дальше или отдыхать весь день, как он обещал?
Вода закипела, и он уже прихлебывал чай, когда в палатке зашевелились. Спустя миг оттуда выбралась Катерина и, будто не замечая его, прошествовала мимо, к речке.
Спустившись, она обернулась и, махнув ему рукой, позвала:
— Иди сюда!
Он не заставил себя упрашивать и спустился вслед за ней. В своей форме и подбитых железом ботинках он казался себе неуклюжим как медведь.
— Будем плавать? — спросила она и, не дожидаясь ответа, выскользнула из рубашки и вошла в воду.
Гельвард метнул настороженный взгляд на палатку: нет, остальные не появлялись. В одну секунду он содрал с себя одежду, и взметая тучи брызг, устремился вдогонку.
Когда они наконец вернулись к палатке, Росарио с Люсией сидели в входа и ели желтую похлебку. Никто не проронил ни слова, но Гельвард заметил, как Люсия понимающе улыбнулась Катерине.