4. НАШЕСТВИЕ СОЮЗНИКОВ
Обширный край от оз. Байкал до Тихого океана, официально считаясь после чехословацкого мятежа территорией временного сибирского правительства, фактически оставался во власти местных правительств, организационно не связанных с ним и ничем ему не обязанных. Между тем русский Дальний Восток имел для белой Сибири крупнейшее значение и не только как глубокий тыл. Прежде всего то была территория, через которую пролегал единственный путь подвоза войск интервентов, а также военных материалов, доставлявшихся Антантой морем во Владивостокский порт. Не удивительно поэтому, что в октябре 1918 г. военный министр, он же командующий Сибирской отдельной армией, генерал Иванов-Ринов выехал на Дальний Восток с задачей реорганизации вооруженных сил края и с целью добиться признания местными правительствами власти Омска.
Разъезжая по Дальнему Востоку, Иванов-Ринов посылал Омску систематически шифровки с характеристикой обстановки. В одной из них говорится, что японцы решили играть первенствующую роль в интервенции союзников, опираясь на свою многочисленную нетронутую войной армию. В Японии сильно течение, стремящееся использовать положение России для закрепления своего экономического господства на Востоке. «Это течение, — говорится в шифровке, — поддерживается генштабом, угрожает агрессивными последствиями или во всяком случае аннексией под тем или иным предлогом. В интересах сторонников этого течения поддерживать на Дальнем Востоке анархию и противогосударственность. Средствами для поддержания анархии японский генштаб считает тайную поддержку атаманов. Протесты перед японцами и другими союзниками не приведут ни к чему...» *
Лицо хищнического японского империализма и методы его действий раскрыты в шифровке достаточно полно. Исторический интерес документа состоит в том, что написано все это ярым врагом Советов еще сорок шесть лет тому назад.
Атаманов было в то время на Дальнем Востоке три: Гамов на Амуре, Калмыков в Уссурийском крае, Семенов в Забайкалье. Характерно, что, принимая меры к тому, чтобы силой ликвидировать атаманство, Иванов-Ринов занял в отношении Семенова благожелательную, даже дружественную позицию. Он утвердил Семенова командиром корпуса и командующим войсками Приамурского военного округа, хотя в его распоряжении имелись доказательства, что Семенов такой же ставленник японцев, как и другие атаманы. Позицию Иванова-Ринова объяснить нетрудно — она была вынужденной. Избранный походным атаманом всех казачьих войск Дальнего Востока (Забайкальского, Амурского и Уссурийского), Семенов сумел создать самостоятельно и независимо от Омска внушительную по тому времени вооруженную силу, насчитывавшую около 20 тыс. человек. О немедленном удалении его лично нечего было и думать. Это привело бы к открытию внутреннего фронта в Забайкалье — в глубоком тылу белогвардейских армий, ведущих напряженную борьбу с Красной Армией в Приуралье и в бассейне Волги, означало бы потерю Омском дальневосточного казачества и привело бы, а это было самое главное, к потере единственного железнодорожного пути, связывающего Сибирь с Владивостокским океанским портом. Да и не было в то время у Омска сил для вооруженной борьбы с Семеновым.
Но вопрос о Семенове был для омского правительства только одним из требующих срочного и умелого решения вопросов подчинения себе Дальнего Востока. Сложнее и труднее обстояло дело с другим претендентом на высшую власть в крае — генералом Хорватом43.
Как только летом 1918 г. власть на Востоке была захвачена интервентами, Хорват создал свое правительство, став одним из самых серьезных конкурентов омским и самарским главарям контрреволюции. Хорват был для них во много раз опаснее, чем все дальневосточные атаманы, вместе взятые. Во-первых, это был опытный в административных делах и дипломатических ходах царский генерал, известный долгие годы как либерал, пользующийся большим влиянием среди цензовых элементов края и Маньчжурии. Во-вторых, он распоряжался средствами КВЖД и обладал реальной силой в виде войск полосы отчуждения, имел слаженный штаб23, состоящий из большого числа генштабистов и генералов. В-третьих, — и это имело важнейшее значение— между Хорватом и представителями Антанты давно уже установились тесные отношения. В глазах их он являлся вполне приемлемой фигурой, способной возглавить борьбу с Советами на Дальнем Востоке. Чтобы бороться с таким противником и его обезвредить, требовались другие приемы, а не просто военная сила. Учитывая это, Иванов-Ринов сразу же занял позицию полного во всем соглашения с Хорватом и его кликой. Омские руководители пытались уклониться от удовлетворения предъявленных через Иванова-Ринова претензий Хорвата, но безуспешно. 28 октября 1918 г. последовало назначение Хорвата верховным уполномоченным правительства на Дальнем Востоке с предоставлением ему особых прав и полномочий. Забегая вперед, следует сказать, что должность эту Хорват сохранил за собою в течение почти десяти месяцев и при Колчаке.
Решив указанным путем вопрос о двух самых опасных на Дальнем Востоке конкурентах Омска (Семенове и Хорвате), уже не представляло большого труда разделаться с остальными, тем более что и Семенов и Хорват тут же включились в это дело.
Сказанным не исчерпывается значение поездки Ива-нова-Ринова. Дальний Восток был в то время центром пребывания представителей держав Антанты. Здесь они образовали консульский корпус, пытавшийся играть политическую роль. Сюда морем прибывали военные и дипломатические миссии и особоуполномоченные. Сюда съезжались представители их деловых кругов, чтобы не упустить выгодного момента при дележе богатств русского Дальнего Востока. Отсюда шла в столицы держав Антанты вся и правдивая, и лживая информация — словом, здесь, можно сказать, делались политика и большой бизнес. За свое месячное пребывание на Дальнем Востоке Иванов-Ринов предпринимал все, чтобы установить контакт с нужными людьми.
Первая из встреч состоялась в Чите, где, как отмечали белогвардейские газеты, высокий комиссар Англии генерал Нокс ждал целых 16 часов и принял его «с подобающей его положению торжественностью». Еще по пути в Читу встретил Иванов-Ринов два эшелона войск 25-го английского пехотного полка, направленные в Красноярск и насчитывавшие 850 солдат при 6 пулеметах; ожидалась отправка из Владивостока еще 1500 солдат того же полка.
В посланной Ивановым-Риновым 17 октября 1918 г. в Омск шифровке говорится: «Нокс проявляет горячую готовность помочь нам. Передал ему подробные письменные материалы об армии и сметы на ее содержание. Получил обещание снабдить нас всем необходимым, включая артиллерию и вооружение, по расчету на 100 тыс. бойцов. Нокс разделяет мои опасения относительно намерений японцев произвести аннексию Восточной Сибири. По совету Нокса, сделал во Владивостоке представление союзникам не поддерживать деньгами и оружием отдельные отряды, вносящие анархию. Эта мера, по мнению Нокса, парализует деятельность японцев, поддерживающих авантюристов, и распространяемую ими смуту с целью оправдать оккупацию Дальнего Востока» *. Далее в шифровке сообщалось, что 14 октября прибыл в Иркутск батальон английского полка и что Ноксом вызваны и будут направлены на фронт против Красной Армии 5 тыс. канадцев и одна гвардейская часть английской армии. Сам Нокс — первый посланный империалистами Англии на помощь русским белогвардейцам «варяг» — был встречен и принят со всей помпой (почетные караулы, парады, банкеты с речами о «вечной дружбе России с союзниками» и т. д.). Ведь особенно радовало сердце омских главарей то, что он категорически высказал «горячую готовность» помочь всеми ресурсами Англии.
Сложнее складывались отношения у Иванова-Рннова с представителями другой великой державы — Франции.
В телеграмме атамана Забайкальского казачьего войска полковника Зимина, посланной им 24 сентября 1918 г. Иванову-Ринову как военному министру, говорилось: «Начальник французской военной миссии майор Ирвинг обратился ко мне с просьбой от правительства французской республики формировать из добровольцев Забайкальского казачьего войска отряд особого назначения для военных действий под общим руководством и ответственностью главного уполномоченного французской республики по военным делам в России для защиты от большевиков и немцев» 44.