Отношение рабочих к белогвардейской власти и соглашательской политике эсеров и меньшевиков показывает весьма наглядно доклад колчаковского министра труда меньшевика Шумиловского. «Сразу после переворота,— говорится в этом документе, — отношение рабочих масс к правительству было или пассивно отрицательным или открыто враждебным. Рабочие организации в большинстве своем просто игнорировали органы власти, а если вступали с ними в сношения, то обыкновенно принимали тон учреждения, призванного их судить и контролировать» *. С особенной радостью пишет еоцсоглашатель о том, что за последнее время рабочие «под влиянием реальных потребностей жизни» (читай: усилившейся эксплуатации и жестоких преследований) изменили тактику и участвуют в решении вопросов промышленного быта, взаимоотношений между рабочими и предпринимателями.
Истинными причинами появления доклада были, конечно, не заботы меньшевиков о нуждах пролетариата и не стремление их облегчить его тяжелое материальное и правовое положение.
К концу 1918 г. белогвардейцы развернули свирепое преследование рабочих, стремясь окончательно разгроми и, п уничтожить какие бы то ни было их классовые организации. Проваливались одна за другой попытки меньшевиков направить рабочее движение в русло со-I лшпательства. Убеждаясь в том, что классовая борьба нроле'1 ариата ширится и все более обостряется, что ра-мVi влияние и авторитет большевиков, соцсоглаша-м зн предприняли еще одну попытку помочь буржуазии. Мчи чад Шумиловского содержит целый ряд советов и pi иомеидаций колчаковскому правительству, как вернее 106
всего разложить^ рабочее движение и этим путем попытаться использовать его в своих интересах. Надо решать обострившиеся классовые противоречия в рамках существующего капиталистического строя — таков основной лейтмотив причитаний Шумиловского. Чрезвычайно опасно вмешиваться в экономическую борьбу рабочих с политическими репрессиями и преследованиями со стороны власти. Надо обмануть рабочих, разрешая законом «легальные формы» их классового движения. Иначе они уйдут в подполье, где борьба примет политический характер и никакого «руководства» со стороны власти быть уже не может.
Официально колчаковское правительство по вполне понятным соображениям никогда не запрещало профсоюзы, но фактически профессиональное движение было разгромлено уже к началу 1919 г. 107.
Важное значение имело отношение колчаковского правительства к национальным меньшинствам, насчитывавшим около 6 млн. человек, разбросанных по всей огромной территории колчакии32.
Особенно наглядно обнаруживается значение национальной политики контрреволюционеров при сравнении политических лозунгов и программ двух основных врагов Советской власти того времени—-Колчака и Деникина.
Если по классовой сущности и по конечным целям борьбы не было никакой разницы между адмиралом Колчаком и генералом Деникиным, то в применении каждым из них лозунгов и приемов идейно-политической борьбы разница была весьма значительной. Южная контрреволюция шла напролом. Именно на Юге появился лозунг «Единая неделимая Россия» в условиях, когда вся обстановка абсолютно противоречила этому. В тот период Юг представлял «самостийную Украину», резко националистически настроенные буржуазные республики Закавказья (Грузия, Армения, Азербайджан), провозгласившие свои собственные конституции, создавшие свои собственные армии. Ни для одного из названных государственных образований лозунг «Единая неделимая» не был приемлем. Они мыслили свое существование или как вполне самостоятельные государства (пусть даже в качестве сателлитов капиталистических держав .Запада) или в крайнем случае как равноправные члены российской конфедерации. Лозунг южнороссийской контрреволюции не привлекал, а отталкивал от нее основные массы многонационального Юга. Руками этих масс, слепо идущих еще на поводу у своей националистически настроенной контрреволюционной буржуазии, Деникин и его предшественники (Алексеев, Корнилов, Краснов) стремились свергнуть Советы. То была, можно сказать, близорукая политика, ведь речь шла не только о восстановлении эксплуатации трудового народа. Восстановление «единой неделимой России» означало возврат к прежнему национальному угнетению со стороны русской буржуазии. Перед украинскими и закавказскими националистами возникла реальная угроза потери захваченных ими в революцию экономических и социально-политических позиций в созданных ими республиках. Налицо было противоречие, разрешить которое русская буржуазия была не в состоянии. В этом отношении ничего, по существу, не могло изменить временное совпадение интересов тех и других на почве общей ненависти к Коммунистической партии и Советской власти33.
Обстановка на Востоке для Колчака была несравнимо проще, и тем не менее он не провозглашал в своих декларациях и выступлениях лозунг «Единая неде-чнмни». В одной из своих директив Деникину по пово-iv крайней нежелательности и гибельности вооруженных ' юлкновений деникинских войск с войсками Петлюры I' I>.ччак писал: «Дальнейшее промедление в деле свер-'lu iiim большевиков грозит полным разорением государ-> 111;I Перед этой опасностью тускнеют все прочие. По-нпму Я отношусь с полной терпимостью к объ-•III •11411110 Юденичем самостоятельности Эстонии и готов,
• | hi но понадобится, временно считаться с фак-111411 кой независимостью Украины, равно как с устано-.............. границей Польши, с тем, чтобы согласовать военные действия наших, украинских, польских и прочих антибольшевистских сил» 108.
Такой же «гибкой» политики придерживался Колчак и в отношениях с нацменьшинствами на Востоке. Колчаковское правительство и не думало отказываться от проводившейся самодержавием национальной политики, но проводить ее старыми методами открыто и силой в изменившихся после революции условиях оказывалось невозможным и невыгодным. И не только по соображениям внутренней политики. Бежавший после Октября в Париж бывший председатель первого буржуазного правительства России князь Львов информировал Омск, что «впечатление от сотрудничества правительства с лояльными инородцами могло бы иметь полезные последствия для общерусского вопроса» 109.
Надо сказать, что Львов послал шифровку не случайно. В дни проходившей в Париже мирной конференции держав Антанты по вопросу о заключении договора с Германией рядом с дворцом, где заседали делегации конференции, открыли свою штаб-квартиру «представители России», а именно: упомянутый князь Львов, лидер кадетов Милюков, лидер «народных социалистов» Чайковский и др. На заседание конференции их не пустили, но они делали все, чтобы использовать присутствие в Париже глав США, Англии, Франции и Италии и добиться усиления интервенции и увеличения помощи. И вдруг совершенно неожиданно для этого Русского совета (так названные контрреволюционеры себя величали, пытаясь выступить от имени России) в Париж прибыли и также пытались получить доступ на конференцию представители буржуазии национальных меньшинств. И не только из названных выше закавказских республик, но и от таких национальных групп кол-чакии, как татары и башкиры. Ставя вопрос о том, чтобы конференция гарантировала им автономное управление, представители эти были для Англии и Франции — двух крупнейших колониальных держав того времени — желанными гостями, которые могли оказаться весьма полезными при решении вопроса о расчленении России на «сферы влияния».
Но какие бы там ни готовились махинации в кулуарах конференции, колчаковское правительство не могло, конечно, совершенно игнорировать национальные меньшинства у себя. И без подсказа со стороны князя Львова ему была ясна необходимость «сотрудничества с лояльными инородцами» хотя бы для того, чтобы использовать их для пополнения белой армии и разжиганием национальной вражды мешать объединению широких народных масс для борьбы против реставрации34.
Обширные районы России от Волги до Приморья были издавна заселены казаками-колонистами, составлявшими отдельные казачьи войска: Уральское, Оренбургское, Сибирское, Семиреченское, Енисейское, Иркутское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское. Массы казачества еще крепко держались за свое положение бывшего привилегированного военного сословия царской России, классовая борьба и расслоение среди казачества еще не достигли значительной широты и глубины.