Он и впрямь чувствовал слабость. У него не осталось больше сил. Он никогда в жизни не был так болен.
Принц попросил зеркало, и когда его принесли, то увидел свое отражение, такое белое и отрешенное, под стать подушкам, так не похожее на его обычное румяное лицо. Он даже решил, что умирает.
– Оставьте меня одного, – велел он. – Я хочу подумать.
Когда все ушли, он лежал и думал о прошлом – думал о Марии Фитцгерберт. О той первой встрече на берегу реки, когда понял, что она единственная женщина, важная и необходимая ему в жизни. Он всегда знал это. Почему он дал сбить себя с толку?
Мария отказывала ему много раз. Добрая, религиозная Мария, которая верила в таинство брака и могла быть с ним только после женитьбы. Как права она была! И наконец, эта церемония на Парк-стрит… и последующие счастливые годы.
Ему надо было остаться с Марией. Он не должен был дать соблазнить себя. Счастье возможно только с Марией. А он разбил ей сердце.
Нет, весь мир должен знать, как он относится к ней. Он умирает, и перед смертью он оповестит мир о своей любви.
Он потребовал принести бумагу.
– Я собираюсь написать завещание, – сказал он Чолмондели и, видя выражение на лице друга, продолжал: – Нет смысла скрывать правду. У меня, может быть, осталось мало времени. Делайте, что я говорю.
Бумагу принесли.
«Это моя последняя воля и мое завещание, – написал он. Затем поставил дату: – Десятый день января тысяча семьсот девяносто шестого года от рождества Господа нашего».
Он писал, что оставляет все свое состояние «моей Марии Фитцгерберт, моей жене, жене сердца и души моей», которая хотя и не могла называться его женой, но была ею в его глазах и перед лицом Господа. Она была его настоящей женой, дороже даже, чем ускользавшая от него жизнь.
Все… все Марии. Мисс Пигот тоже не была забыта. Он уже платил ей пятьсот фунтов в год – ее пенсион, а в завещании ей полагался пост управительницы одного из дворцов, гарантированный королевской семьей.
Он хотел, чтобы его похоронили тихо, без помпезности, просил положить ему на грудь портрет Марии, а когда она умрет, похоронить ее рядом, как были похоронены Георг II и королева Каролина.
Заканчивалось завещание любящим «прощай» его Марии, его жене, его душе.
Потом он почувствовал себя лучше. Но по-прежнему ему хотелось, чтобы она знала, как искренне он заботится о ней. Их расставание – это грех, который они не должны были совершать. Его жизнь не могла быть счастлива без нее. Он хотел, чтобы она это знала, и она узнает, когда прочитает его завещание, после его смерти.
Но он не умер.
Через несколько дней он оправился от кровопускания, и румянец снова заиграл на его щеках.
Каролина теперь была счастлива. У нее славная малышка, и больше она ни о чем не думала. Но неизменно страх преследовал ее: а вдруг они отберут у нее ребенка? Принц не интересовался младенцем, ему было важно лишь одно, что больше не нужно жить с его матерью.
– Зачем он мне? – сказала Каролина. – Если у меня останется ребенок, мне никто не нужен.
Леди Джерси намекала, что ребенка могут у нее забрать.
– Пусть только попробуют отобрать его у меня! – кричала Каролина, прижимая ребенка к груди. На это леди Джерси лишь улыбалась своей высокомерной улыбкой, а Каролина ненавидела ее так же сильно, как любила ребенка.
Крестили ребенка в Сент-Джеймсе, а крестными были король, королева и герцогиня Брунсвикская, ее представляла принцесса-наследница. Архиепископ нарек девочку Шарлоттой Августой.
– Шарлотта, – улыбалась Каролина миссис Харкорт. – В честь ее бабушки, королевы Англии, а Августа – в честь моей матери. Я надеюсь, что ни на одну из них она не будет похожа.
Миссис Харкорт пожимала плечами, ее долгом было сообщить об этом леди Джерси, которая расскажет Ее Величеству, а Каролина еще больше впадет в немилость королевы.
Однако, размышляла миссис Харкорт, положение леди Джерси при принце шаткое. Правда, он очарован ею, но она слышала, и не раз, как он неоднократно выражал свою любовь к госпоже Фитцгерберт. А теперь, когда друзья убедили ее снять дом в городе и появляться в обществе, кто знает, как все может обернуться? Начинали поговаривать, что, если кто-то хочет угодить принцу, следует пригласить в дом Марию Фитцгерберт. Это старый и проверенный способ, от чего леди Джерси делается не по себе, хотя она и не подает виду и кажется уверенной в своем влиянии на принца.
Принцесса Шарлотта могла однажды стать королевой, поэтому ее рождение сопровождалось торжественными обрядами, но принц, страдая оттого, что парламент заставил его выплачивать долги, отказался от пышной церемонии, предложенной лондонским Сити.
– Я слишком беден, – объявил принц, – чтобы принимать верноподданнические приветствия в соответствии с моим положением. Поэтому я прошу речи написать и передать мне.
Олдермены Сити были оскорблены. Принц решил блюсти свое достоинство, но у них достоинства не меньше. Они не могут отойти от старинных обычаев ради нуждающегося принца. Поэтому церемонии вообще не будет.
Сити был оскорблен всерьез. Эту историю обсуждали на улицах и в кофейнях.
– Ему не по карману! Знаете, что это значит? Он знает, что она будет принимать поздравления вместе с ним, а он не вынесет пребывания рядом с ней. Она перенесет все, а он – нет. Он ее ненавидит. А почему? Потому, что он знает, что она ненастоящая жена, вот почему. Он женат на Марии Фитцгерберт, а этот брак не признают.
Почему не любить эту принцессу? Она такая приветливая. Правда, она немка, но, если на то пошло, он и сам наполовину немец.
Принц Уэльский сделался для лондонского Сити притчей во языцех, никогда раньше еще так не злословили на его счет. Он страдал от этого. Его обижало молчание, которым встречали его карету на улицах, и он с ностальгией думал о годах юности, когда был очаровательным принцем и все, что он ни делал, казалось правильным. Тогда они любили его и ненавидели его отца. Но после болезни отца все изменилось. Король не стал популярнее. Королей не любили в этом переменчивом мире. Мрачный пример тому за Ла-Маншем, и забывать о нем не следует. Только в прошлом году были волнения в Бирмингеме. Мука поднялась в цене, тогда толпа осадила вербовочные пункты, побила окна в доме Пита на Даунинг-стрит. Вот так же начались волнения во Франции. В октябре, когда король ехал в парламент, толпы окружили его карету, крича, что хотят хлеба. В короля кидали камнями и, к его неописуемому ужасу, выстрелили.
Сомнения не было. Монархия сделалась непопулярна, к сожалению, французы подали всему миру пример, как от нее избавиться.
Принц поежился, но он был полностью погружен в собственные дела, он страдал по Марии Фитцгерберт, ему было не до раздумий по поводу будущего монархии.
Король собирался навестить Каролину в Карлтон-хаузе, чтобы увидеть внучку. Поездку эту не одобряла королева, но Его Величество очень беспокоился из-за разлада в отношениях принца Уэльского и его жены.
– Он с ней плохо обращается. Так не обращаются с женой, правда? Что?
Шарлотта отвечала, что это не удивительно. Каролина, конечно, странное создание, такое вульгарное. Не могли же они ожидать, что Георг, такой элегантный, придирчивый Георг, будет счастлив жизни с подобной женщиной. Было большой ошибкой привезти ее в страну, особенно когда они знали, что есть очаровательная, эрудированная принцесса Луиза, на которой он мог жениться…
Глаза короля наполнились слезами.
– Приятная женщина, – сказал он. – Не вижу, что в ней такого плохого. Прекрасные волосы, хорошая фигура… да? Что?
Он намеревался показать Каролине, что хотя бы один член королевской семьи относится к ней хорошо.
Каролина приняла его ласково, тепло ответила на поцелуй, что ему очень понравилось. Ему нравилось, когда его целовали красивые женщины. Ему казалось, что Каролина была красива.