Как она могла не любить этого человека?
Наконец пришло послание от самого папы. Он рассмотрел брак Георга, принца Уэльского, и Марии Фитцгерберт и вынес решение, что перед лицом Святой Церкви они муж и жена.
Больше не было препятствий к их воссоединению.
Дом Марии на Тилни-стрит был украшен белыми розами, потому что был июнь. Потому что Марию он называл «белой розой», в шутку обзывал ее якобинкой и говорил, что она желает увидеть конец Ганноверской династии. Белые розы были на всех столах. Лондонское избранное общество было приглашено принцем Уэльским на завтрак, все догадывались, что он был дан в честь восстановления брачных уз с Марией. Мария торжественно вернулась к принцу Уэльскому.
Полные, отнюдь уже не молодые, они светились счастьем. Принц вел себя, как мальчик. Он не отводил взгляда от Марии. Все было прощено: ее вспыльчивость, его измены. Они снова любили друг друга.
– Вместе, – сказал принц Уэльский, – пока не разлучит смерть.
Начался второй медовый месяц.
Каролина громко смеялась, когда услышала об этом.
Она настояла выпить за их здоровье.
– Удачи им и счастья, – сказала она. – Благословение нашей толстой парочке. Я искренне рада, что муж Марии Фитцгерберт вернулся к ней.
Уилликин
Возвращение принца к госпоже Фитцгерберт совпало с публичным отречением от женитьбы на Каролине. Правда, она оставалась принцессой Уэльской и была матерью принцессы Шарлотты, но везде Марию Фитцгерберт принимали с принцем и считали его женой, хотя открыто этого никто не признавал. Несмотря на то, что Каролина, очевидно, смирилась с этим положением, довольно необычным, в душе она испытывала глубокую обиду. Ее единственным другом был король, а его здоровье быстро ухудшалось. Он изредка приезжал к ней, а ей разрешали навещать его. Он выказывал ей свою неизменную и все время усиливающуюся привязанность, о которой она рассказывала мисс Хейман и которая ее очень утешала.
Она все чаще развлекалась в Монтэгю-хаузе и была приятно удивлена, что находятся люди, готовые навещать ее, несмотря на то, что этим они вызывают неудовольствие принца. Недоволен был не только принц Уэльский, но и королева, а так как король становился все более странным день ото дня, казалось, что скоро у Каролины совсем не будет поддержки в королевской семье.
Каролина пыталась показать, что ей все равно, веселая, раскованная, она пыталась вести свою собственную жизнь. У нее была ее любимая дочь, и Шарлотта любила свою мать, как бы ни старались родственники настроить ее против Каролины. У нее была маленькая семья детей бедняков, о чьем благополучии она пеклась, у нее была дружба короля и любовь народа, который считал, что ее несправедливо обижают, и всякий раз пытался показать ей, что он на ее стороне.
Она чувствовала себя затворницей в своем доме в Блэкхите, в стороне от мировых событий, сотрясавших государства. Франция вызывала особую тревогу. Там восходила звезда очень воинственно настроенного человека по имени Наполеон Бонапарт, становившегося угрозой для соседей, и Англия не была исключением. Цены на хлеб росли стремительно, что вызывало брожение среди бедняков.
Однажды майским утром король отправился в Гайд-парк на смотр гвардейского батальона. Собралась толпа зевак посмотреть парад, все шло гладко, когда вдруг раздался звук выстрела и один из зрителей упал на землю. Толпа нарастала, король хотел знать, что произошло, и ему сказали, что какой-то человек ранен пулей. Ни у кого не было сомнения, кому предназначалась эта пуля.
Король был спокоен, он давно убедил себя, что короли должны быть готовы умереть в любую минуту. Что до него, то болезнь постоянно держала его в страхе сойти с ума, и он говорил себе, что внезапная смерть лучше, чем годы прозябания в туманном мире безумия.
– Продолжайте парад, – сказал он и вел себя так, как будто ничего не случилось.
Люди, бывшие свидетелями инцидента, рассказывали об изумительной храбрости короля, в тот вечер он еще побывал на спектакле в Друэри Лэйн, там его громко приветствовали, но, когда он встал в ложе, чтобы ответить на приветствия, в него выстрелил человек из партера.
Второй раз за день он избежал смерти, пройди пуля на несколько дюймов ниже, она бы непременно угодила в него.
Наступило гробовое молчание, а затем послышался возмущенный ропот и стрелявшего безумца схватили.
Король продолжал сохранять редкостное спокойствие и даже дал знак продолжать спектакль. Он заснул в антракте, обычно над этим смеялись, но в этот раз ему аплодировали.
Невозможно было не восхищаться мужеством короля. В тот вечер Шеридан, директор Друэри Лэйн, написал дополнительную строфу для национального гимна и пропел ее королю:
Король слушал, как собравшиеся пели эти новые строки, и в глазах у него стояли слезы.
А когда выяснилось, что убийца-неудачник является неким Джеймсом Хедфилдом, старым солдатом, раненным в голову и страдающим от галлюцинаций, король был милостив к нему, он всегда симпатизировал страдавшим от безумия.
Для народа он сразу стал героем, а не болтливым старым Георгом, селянином Георгом, вечной мишенью для карикатуристов, изображавших его с крестьянами, обсуждающим приплод свиней или спрашивающим у старушек, как печь пироги с яблоками. Теперь они его любили, хотя и посмеивались над тем, что он такой домашний, такой простой и сует свой нос в каждую мелочь. Человек, который повел себя так хладнокровно после покушения на его жизнь, – это совсем другое дело.
Но скоро они забыли про его храбрость, и он опять стал старым Георгом, праведным, скупым, отцом большого и беспокойного семейства, бедным старым Георгом, впадавшим в сумасшествие.
Пит ушел в отставку, а он был якорем короля с тех самых пор, когда показал себя самым способным министром в королевстве, а было ему тогда двадцать пять лет от роду.
Постоянная тревога короля о состоянии дел в Европе, эта новая угроза – Бонапарт, супружеские дела его сына сделали свое дело.
Он заболел, лихорадкой, говорили доктора. Но все знали, к чему ведут такие лихорадки у короля. Королева была в отчаянии, а принц Уэльский с надеждой думал о регентстве. Один раз он уже был к нему близок, а регентство принцу давало большую власть.
Но король выздоровел, хотя иногда вел себя странно.
Однажды утром Каролину разбудили слуги, объявив, что приехал король и хочет ее видеть.
Боясь, что что-то случилось, Каролина не стала одеваться, а спустилась, как была, в ночном халате, приветствовать тестя.
Король обнял ее очень сильно, что вызвало у нее беспокойство. Она всегда чувствовала, что его влечет к ней.
Взгляд у него был немного странный, когда он объявил:
– Вы постоянно у меня на уме. Постоянно. Постоянно, понимаете, да? Что?
Каролина ответила, что понимает, это большая честь для нее, ведь о ней думает ее дорогой тесть и дядя.
– Мой бедный, бедный Георг, как он обращается с вами… я думал о вас. Я думал о вас. Я был болен… очень болен… вы понимаете, э, что? И я думал о вас. Я решил отдать вам должность смотрителя королевского парка в Гринвиче. Вы понимаете, да? Что?
Каролина упала на колени и поцеловала ему руку. Он глядел на нее со слезами на глазах.
– Все неправильно, – сказал король. – Все неправильно. Так гадко обращаются с вами. Тогда как он гуляет… Всегда он тревожил меня. Был таким прелестным малышом, прекрасным ребенком… всегда хорошо ел… всегда выдержанный в детстве… а потом из-за него бессонные ночи. Десять ночей подряд. Королевский смотритель Гринвичского парка, понимаете, да? Что?