Ей было приятно снова побывать там, увидеть Грин и Стрэнд, и строения, где жила челядь, потому что в королевском доме не было места. О, эти маленькие комнатки, посудные шкафчики и уютные закутки! В переходах всегда сквозняки, а в комнатах слишком жарко. Часовня – как ледяная. Зимой у всех была простуда. Почему ей нравилось это место? Потому, что оно было не похоже на королевский дворец, потому, что оно было ей домом, потому, что оно всегда останется «славным маленьким Кью». Здесь бегали ее дети. Принц Уэльский… скверный мальчишка… в сумерки выскальзывал из дома и встречался в саду с молодыми дамами. Он был источником радостей и тревог для нее, ее первенец, ее любимчик. Теперь, слава Богу, они понимают друг друга.
Ей было тоскливо покидать Кью. Она никому не признавалась, но чувствовала, что если сделает это, то уж никогда не увидит его снова.
Она была рада, что брак принцессы королевского дома был удачен и Елизавета присылала из Гамбурга письма, полные счастья. Девочек надо было выдать замуж раньше. Но король не позволял, да и она потакала ему, потому что хотела, чтобы они были с нею. Сыновей они не могли удержать. Они все разъехались, погрузились в брачные авантюры, любовные интриги, а у девочек не было такой возможности. А теперь и Елизавета, и Мэри, и принцесса-наследница, все замужем, но все уже далеко не молоды.
Что ж сожалеть. Содеянного не вернешь.
Она была больна… тяжело больна и находилась в дорогом маленьком Кью. Она чувствовала, что ее дочери, Мэри и Августа, постоянно были у ее постели. Приезжал принц-регент. Он держал ее за руку и плакал, а она была счастлива.
Больше всех на свете она любила его. Время, когда они ненавидели друг друга и вели такую страстную борьбу, казалось днями помешательства, которое нашло на нее, да и на него тоже.
«На самом деле я любила его. Я хотела, чтобы он любил меня, я ревновала, думала, что он больше любит других, поэтому я притворялась, что ненавижу его. Я вела себя так, как будто ненавидела его», – убеждала она себя.
Но все было в прошлом, а теперь он с нею, у ее постели, и он держал ее за руку.
Не было Софии, она болела. Иначе она была бы с сестрами.
Навестить ее приезжали сыновья, она их почти не узнавала, новобрачных, чьи жены должны родить наследника престола.
В глубине души она надеялась, что у Георга тоже будет наследник, если он только разведется с этой женщиной.
Она знала, как волнует ее любимого сына эта мысль.
Всю неделю карета принца-регента приезжала в Кью, и все понимали, что королева при смерти. Тусклым ноябрьским днем, когда вся семья собралась в спальне королевы, доктора объявили о близости кончины.
Она настояла, чтобы ее посадили в кресло, и сидела там, тяжело дыша. Вся семья была в сборе, рядом с королевой сидел принц-регент, держа ее за руку.
И она умерла.
Само собой разумелось, что прощаться с ней будут в Кью. Принц-регент так переживал, что в момент ее смерти почти потерял сознание. Его грызла совесть за прежнюю вражду, которая существовала меж ними, он печалился, что никогда уже не сможет дать, ей знать, как он вновь полюбил ее. Большим облегчением для него было то, что они стали под конец друзьями.
Ему хотелось, чтобы она пожила еще, увидела, что он расстался с этой женщиной, на которой был женат. Он верил, что, если бы она дожила до этого, до его будущей новой женитьбы, она нашла бы в себе силы, чтобы жить дальше, увидеть наследников.
Но этому не суждено было случиться.
При свете факелов гроб перевезли из Фрогмора в Виндзор, и там ее похоронили в королевском склепе.
Это был период важных событий для королевской семьи – что может быть важнее рождения и смерти.
Принц уставал от леди Гертфорд. Она была холодна, и никто не знал, была их дружба платонической или иной. В чем он нуждался в своей жизни, так это в комфорте и ласке. Их-то он и не мог получить от леди Гертфорд, чья главная забота была сохранить репутацию, а затем руководить им в политических делах.
Какое-то время он был очарован, но с потерей матери стал нуждаться в женщине любящей, ласковой и всепрощающей.
Он часто думал о Марии. Ему всегда хотелось о ней вспоминать. Но Мария ушла из его жизни, она не хотела больше никаких связанных с ним потрясений. Ее ласка теперь была обращена на Мэри Сеймур, маленькую Минни. Она постарела… была старше его, и хотя его никогда не тянуло к молоденьким девочкам и он выбирал для себя одну бабушку за другой, теперь он хотел, чтобы чья-нибудь красота вдохновляла его.
Женитьба! Он постоянно думал о ней. Что всегда возвращало его к одной и той же проблеме.
В семье снова был новорожденный. Впрочем, все верили, что рождение этого младенца не имело большого значения. В мае тысяча восемьсот девятнадцатого года герцогиня Кентская родила девочку.
Ее назвали Александрина Виктория.
Кларенсам не так везло, как Кентам. Герцогиня родила двух детей, они не выжили. А герцог Кентский не мог нарадоваться на свою пухленькую, здоровенькую малютку дочь, которая унаследовала все семейные черты Ганноверского дома.
Он был счастлив, повторял герцогине, что у малютки Виктории есть шанс… прекрасный шанс. У герцога Йоркского не было наследника, казалось, что и у Кларенсов его не будет. И если это случится, никто не встанет между Викторией и троном.
– Но она девочка, – говорила герцогиня, а глаза ее блестели в предвкушении будущей славы.
– У англичан нет предубеждения против королев. Правила Елизавета, была Анна. Обеих любили больше, чем нашего Георга.
В голосе его звучало сожаление. Он очень хотел назвать Викторию Елизаветой, но имя ей было уже выбрано в честь матери.
– У меня предчувствие, что все так и будет, – говорил герцог. – Конечно, это только предчувствие, но я очень сильно этого хочу.
Вскоре он взял жену и ребенка и поехал в Сидмаут. Герцог думал, что климат там более здоровый для девочки. Сезон оказался дождливым, и несколько раз герцог, а он любил гулять, попадал под ливень. В результате он простудился, подхватил воспаление легких и умер буквально за несколько дней.
Маленькая Виктория осталась без отца, но оказалась на ступеньку ближе к трону.
А через несколько недель – еще на ступеньку. Король, который лишился рассудка много лет назад, но имел завидное здоровье, внезапно заболел.
У него не было желания жить. В редкие моменты просветления, когда он понимал, что с ним происходит, он всегда жаждал смерти.
И наконец она пришла.
Через шесть дней после смерти герцога Кентского он умер.
Принц-регент стал королем Георгом IV.
Возвращение в Англию
После смерти дочери Каролина стала вести более умеренную жизнь. Она часто упрекала себя за то, что не вернулась в Англию к родам Шарлотты.
– Мать должна быть с дочерью, – говорила она леди Анне Гамильтон, которая всегда была с нею и являлась самой преданной в свите.
– Вам, Ваше Высочество, было бы нелегко это сделать, – возразила леди Анна.
– Все-таки, я полагаю, мне надо было быть с дочерью.
Хотя сама была в этом не очень уверена, да и кто мог знать, как было лучше.
Она узнала спустя долгое время о свадьбах в королевской семье, о разочарованиях Кларенсов и рождении дочери у Кентов.
– Вот это уже тревожно, дорогая моя, – говорила она. – Это уже политика. Мои девери женились не потому, что хотели, а потому, что должны. Они были счастливы со своими любовницами. Иногда я думаю, это ошибка, что принцы крови женятся только на членах королевских семей. Королевские особы часто ненавидят друг друга. Мой отец ненавидел мать, потому что хотел жениться на другой, которую любил. Да и принц Уэльский был женат на Марии Фитцгерберт и был бы счастлив остаться ее мужем. Но как принц крови он был вынужден жениться на мне… и вы видите, в какое веселенькое положение мы попали.