Алрой откинулся на спинку кресла. Да, старик Пинчер был вне себя от злости, а одного взгляда, каким он провожал его в спину, хватило бы, чтобы испепелить Помпею. Но это оказалось гораздо приятнее, чем пускать по ветру шаткое наследство Джортана.
- Алисия Мейси вышла замуж?! - Энтони выпучил глаза. Видимо, новость о богатстве не так его огорошила, как свадьба залежавшейся в невестах тетки.
- Да. Теперь она леди Пинчер. Ходит в костел и опекает сирот из приюта Святого Джорджа.
Энтони просиял, кажется, даже принялся благодарить, но тут же осекся. На его лицо словно наплыла туча - брови съехали к переносице, уголки губ поникли, взгляд стал матовым. Алрой понял, кто причина таких перемен, но начинать разговор первым не собирался. В комнате повисла тишина.
- Как она? - наконец-то выговорил Энтони и совершенно сник.
- Не знаю, - вопреки нашептывавшему внутри голосу, разоткровенничался Алрой. - Я был у миссис Неверти, но она мне ничего не сказала. Более того, дала понять, что не собирается продавать Мари. И еще - наш друг Пинчер тоже пытался добыть твою девчонку. И тут я боюсь, как бы он не потерял терпение и не украл ее при первом же удобном случае.
Скулы Джортана побледнели. Он вцепился пальцами в колени, а потом резко встал, с трудом удержавшись, чтобы не плюхнуться обратно в кресло.
- Благодарю за всё, но теперь мне пора откланяться. Если ты понес какие-то затраты, то...
- Надеюсь, ты не собираешься возвращаться в тот клоповник? - перебил Алрой, усмехнувшись. В груди закопошилась тоска - всё его существо противилось расставанию с Тони. Даже аргументы рассудка о том, что за этот месяц друг изрядно попил крови, не мог спугнуть желание и дальше сталкиваться с Джортаном в просторах квартиры. Не дожидаясь, когда он подберет слова в защиту гостиницы с Грин-стрит, Алрой добавил, - И потом, доктор Роумни сказал, что тебя еще несколько недель нельзя выпускать на улицу. Тем более, в свете беспорядков, наводнивших город.
Он придумал только про наказ врача, остальное было чистой правдой. Заботы об Энтони затянули в домоседство, но в те редкие поездки, на которые удавалось выкроить время, Алрой поражался, насколько изменился старый добрый Лондон. Конечно, он не страдал изнеженностью и повидал и трущобы и нищету, но эта напасть была совершенно иного характера. И что самое неприятное - пострадало его детище - канализационные стоки.
Это единственное, на что тратились миллионы Шелди-Стоунов совершенно безвозмездно. Алрой не был особым любителем научных диспутов, но в одной из светских бесед столкнулся с рассуждениями об источниках болезней. Так вот, некий Александр Флеминг утверждал, что болезни возникают не из-за нечистого воздуха или так называемых аммиачных паров - их провоцируют маленькие существа. Такие маленькие, что их невозможно рассмотреть и чтобы избегнуть массовых эпидемий в первую очередь стоит улучшить качество воды, не позволяя возбудителям инфекций просочиться в нее из отходов, без стеснения бросаемых как в Темзу, так и просто под ноги.
Алрой не страдал зудом добрых дел или меценатства, но понимал, что чума или холера косят всех подряд, хоть и вспыхивают сперва в бедняцкий халупах. Именно поэтому он оплатил работы по сооружению стоков для помоев и испражнений, изобильно хлюпавших под ногами даже в сухую погоду. Но неделю назад поверенный приплелся в ужасном виде - синий от побоев, испачканный грязью, кровью и черными маслянистыми пятнами.
- Толпа голодранцев набросилась на рабочих при утреннем осмотре, - задыхаясь, тараторил он. - Мы едва вырвались, Оливера и Генриха затоптали насмерть. И как назло полицейские словно вымерли на два квартала вокруг!
Мистер Блюбери сокрушался до тех пор, пока Алрой не выплатил ему солидную компенсацию. Об оставленных без кормильцев семьях погибших и изувеченных он тоже велел позаботиться. В порядочности поверенного можно было не сомневаться, но вот работы пришлось остановить.
И такие вспышки гнева наводнили Лондон. Каждый день газеты соревновались в броскости заголовков, расписывали шокирующие подробности нападений и зверств. В некоторых даже прилагались фотографии, но Алрой не видел на них кучку рассерженных горожан или изможденных голодом и нуждой рабочих. На черно-белых картинках красовались сутулые низкорослые фигуры в сюртуках и надвинутых до самого носа кепках. Меньше всего эти «мешки с картофелем» походили на разъяренную толпу, и уж совсем никак - на живых людей.