- Я даже глаза боюсь закрыть - кажется, дверь откроется, а там он... Страшный, как демон, развратный, жестокий... Вот жила при нем - и не боялась, окаменела, а сейчас... Поверить боюсь, понимаешь? Поверить, что никогда его больше не увижу, что жизнь начнется заново... А умом понимаю - не будет этого никогда! Пока он жив - я в его власти...
Аннет разрыдалась, цепляясь за толстую штору, еще немного - и она упала бы, но Мари в два прыжка оказалась рядом, обняла, прижала к груди ее голову.
- Все будет хорошо, слышишь? Я достану бумаги, мы уйдем отсюда и заживем как раньше. Слышишь?
- Мари... Шелди-Стоун... Он другой... Не ядовитый змей, а змей искуситель... Не становись его рабыней, сестренка...
Мари целовала ее в лоб, щеки, чувствуя, как собственные слезы затуманивают глаза. Сердце разрывалось от нежности, жалости, страха, что Аннет потеряла рассудок от пережитого. Наверное, будь они совершенно на свободе, оно треснуло бы, не в силах вместить происшедшее и услышанное, но сейчас у Мари не было права умирать.
Глава 41
Глава 41
Стук в дверь заставил Викторию вздрогнуть. Скоро месяц, как она томилась в ночлежке, а новостей от Бобби и Мари всё не было. Но думать о том, что с ними случилось: сбежали ли, получив желаемое, или их поймали и отправили в тюрьму, как бродяг - не хотелось. Вернее - Виктория гнала эти мысли от себя, стараясь оставаться хотя бы внешне спокойной. А вот мальчишка Фредди не скрывал тревогу. Он то и дело порывался отправиться по следам Бобби, но всякий раз Освальд останавливал его, убеждая, что с ними всё в порядке.
«Наверняка, они нашли работу и подыскивают жилье, - уверенно басил он. - А с пустыми руками, чего сюда соваться?»
Фредди успокаивался, но всё равно не отлипал от окна, иной раз даже не давая Виктории уснуть. Но если раньше она бы вытолкала мальчишку пинками, то теперь язык не поворачивался отругать его.
- Освальд? - окликнула она, садясь на постель. Фредди умчался на тот конец улицы - кататься с ледяной горки. Как бы то ни было, он оставался ребенком, и сердце обливалось жалостью, наблюдая за приклеенным к окну мальчишкой. Вот Виктория и отправила его на свежий воздух - проветриться и разогнать тоску. Кроме малословного сторожа, от вида которого душа до сих пор пряталась в пятках, стучать было некому. По крайней мере, Виктория на это надеялась.
- Нет, но надеюсь, что ты не очень расстроилась?
В дверном проеме стоял Генри - с раскрасневшимися с мороза щеками. Забыв о приличиях, Виктория бросилась к нему, обхватила за шею, вдыхая запах свежести и терпкого мужского парфюма.
- Генри! Ты вернулся... Наконец-то ты пришел за мной!
Виктория обвисла на его шее, держась, чтобы не расплакаться. Он заберет ее отсюда - иначе не должно, не может быть!
- Куда же мы без тебя. - Мягко отстраняя ее от себя, он прошел в комнату, отряхнул цилиндр, снял пальто и без приглашения сел на единственный стул.
Виктория насторожилась, в сердце будто кольнули иголкой - что-то не так. Эти слова застучали в висках, нарастая барабанной дробью. Подойдя к кровати, она присела на край, по инерции продолжая улыбаться.
- Лучше говори сразу, - произнесла на выдохе, собирая волю в кулак.
- Что с тобой? Виктория, ты больна? Беременна? Освальд сказал - ты спрашивала врача?..
- Спрашивала, но он говорил - здесь нет никого подходящего, - ответила, Виктория стирая улыбку с лица. - А теперь уже нет смысла.
Рассказывать про то, что дни крови уже оттерзали тело три недели назад она не стала. Да и не следует такие вещи обсуждать с посторонними людьми. Зато для себя с горечью уяснила - новая жизнь в ее чреве так и не зародилась.
- Смотри, - Генри шутливо погрозил пальцем. - Ты нам нужна здоровая и сильная.
- Нам? Что это значит? И умоляю, не надо больше загадок и недомолвок!
- Сам Господь привел тебя к нам! - выпалил он, фанатично сверкая глазами. - Мы пытаемся бороться, но у нас нет стержня. Нам нужна не просто идея, нам нужна искра, способная зажечь десятки тысяч! Ты станешь символом свободы для народа, Виктория!
Договорил - и замер, будто от нее и правда зависела судьба Англии. Сначала это польстило, а потом... Потом Виктория поняла - Генри не просто бунтовщик, с чем, впрочем, она смирилась. Все-таки месяц размышлений и бесполезного снования туда-сюда по крошечной комнате вынуждали к размышлениям. Генри Трейтор - мозг мятежа, пастух, тянущий разномастное вшивое стадо на заповедные луга. Или на бойню.
А он, меж тем, воодушевился, вероятно, приняв молчание за согласие, и продолжил говорить. Голос обволакивал, превращался в тягучую песню. Словно зачарованная, Виктория всматривалась в черты его лица и не могла понять - шутит он или говорит серьезно? Неужели такой обычный щуплый парнишка, которого она без зазрения совести дразнила в детстве, вырос не просто в джентльмена, а в политического интригана? Как такое возможно? Снова и снова в душе вспыхивало и гасло сомнение: знает ли она этого человека настолько, чтобы довериться? Генри закончил вдохновенную речь и уставился на нее.