— Я вижу, мисс Мейси никак не может прийти в себя от нашего танца, — сказал он. Энтони отвернулся от искаженного судорогой злобы лица тетки и с благодарностью посмотрел на него. — Ничего страшного, так бывает, когда девушка слишком сильно стянута корсетом. В вашем возрасте стоит поберечь здоровье, мисс Мейси. Я бы посоветовал…
Слушать дальше Алисия не стала. Скрипнув зубами, она смерила их обоих презрительным взглядом и ретировалась.
— Ну вот, — иронично заметил Алрой. — Так и не дослушала. А ведь ей и впрямь пригодились бы расслабляющие капли и очищающая клизма.
Энтони невольно улыбнулся. Нет, пожалуй, Алрой остался все тем же мальчишкой, могущим даже дога миссис Шульц довести до пены у рта. От былого гнева не осталось и следа. Мари тоже повеселела, хоть и не позволила себе улыбнуться. Ее взгляд ожил, щеки порозовели, а брови приподнялись. Она смотрела на Шелди-Стоуна насторожено и в то же время с интересом.
— Спасибо, — Энтони хлопнул друга по плечу, борясь с новым приступом ревности. Может, все-таки не так страшно пойти на сделку с Алроем? Не дьявол же он, на самом деле!
— О! Знал бы, как давно я хотел подпалить подол этой драной кошке! — со смаком произнес Шелди-Стоун. — Кстати, Тони, твоя Мари не могла бы спеть для нас? — заметив замешательство на лице Энтони, он добавил. — Насколько я понимаю, другого подарка ты не прихватил. Так ведь?
Энтони открыл рот, но слов не нашел. Он и впрямь совершенно не подумал, что едет не просто на прием, а на именины. Но даже если бы память не подвела — на более-менее приличную вещь не хватило бы средств. Эта поездка в Лондон вытряхивала из карманов остатки и, отправляясь в путь, Энтони совершенно не рассуждал, как он будет добираться в Джортанвилл, если с займом постигнет неудача.
— Не знаю, возможно ли, — слегка нахмурившись, ответил он наконец. — Не думаю, что это будет тем подарком, который тебе бы хотелось…
— Не надо лишних слов, — поморщившись, оборвал Алрой. — Если не можешь решиться сам, давай спросим у Мари. Она ведь не вещь, чтобы вот так стоя рядом решать за нее. — Не дождавшись ответа, он обратился к Мари, которая прижала руки к груди и закусила губу, как только речь зашла о ней. — Ты не могла бы подарить мне песню? Только не надо смущаться или бояться — я такого не позволю, да и радости никакой не получу.
Мари вопросительно посмотрела на Энтони. Что бы там не говорил Шелди-Стоун, она оставалась выкупной и хорошо помнила, что своего слова или воли не имеет по закону. Тони не стал упорствовать, хоть и ощутил раздражение. Все это время не покидало чувство, что Алрой играет с ним.
— Если ты хочешь, — нехотя произнес Энтони, обращаясь к ней.
— Я не знаю, что вас порадует, — Мари не стала жеманничать или стесняться, просто уточняла. Видимо, она уже решила для себя больше, чем Энтони мог предположить.
— А можешь меня удивить? — Алрой прищурился, бродя взглядом по ее лицу.
Энтони видел, как Мари задумчиво провела ладонью по лбу. Похоже, Шелди-Стоун поставил ее в тупик. Но почему она не отказалась? Неужели боится подвести хозяина? Но Энтони не хотел от нее никаких жертв, достаточно того, что он собирался сделать с нею. Одно это приносило мучения, и заставлять Мари стоять под пристальными взглядами собравшихся ханжей было бы совсем дурно. Он уже собрался запретить ей и вежливо откланяться, но не успел.
— Я попробую, — тряхнув головой, произнесла она. — Куда надо идти?
На лице Алроя расползлась довольная ухмылка. Именно ухмылка — помесь ехидства и радости. Без церемоний взяв Мари под руку, но повел ее к внутреннему балкону. Энтони опешил — похоже, его никто никуда приглашать не собирался. С трудом сдержав новую волну гнева, он поспешил за Шелди-Стоуном.
Глава 14
Алрой ждал, что тонкое запястье Мари будет дрожать в его ладони, а от стыда и смущения девушка не сможет выговорить ни слова, но вышло иначе. Она, казалось, совершенно перестала замечать надменные и презрительные взгляды, сыпавшиеся со всех сторон. Да и прикосновение постороннего мужчины, похоже, ничуть ее не взволновало. На миг Алрою показалось, что Мари вырвалась в иное измерение, где не было ничего, кроме нее самой. Прямая спина, слегка склоненная голова с косым пробором и строгим пучком на макушке, завитки волос на шее. Алрой ловил себя на том, что взгляд невольно ласкает ее, а в животе просыпается желание увидеть кожу ниже выреза платья.
В следующую секунду он понял — почему: она вся словно пропиталась добродетелью. Тем самым, что Алрой так рьяно старался попирать уже который год, что раздражало и восхищало одновременно. Вот только еще ни разу восторг не продлился долго — бастионы покорялись и расставались с честью, лишний раз убеждая, что женщины самые слабые и жалкие существа. Они — всего лишь насмешка Бога или природы — не важно, но если бы мужчины размножались, к примеру, почкованием, мир процветал бы в спокойствии и благоденствии.
От Алроя не скрылось, с какой недовольной миной плелся следом за ними Энтони. Что ж — для него это лишь начало, пусть привыкает быть тенью. Голова наполнилась образами, Алрой буквально видел, как поправивший дела Джортан держит осаду у парадного входа квартиры, пытаясь договориться о выкупе Мари. И чем дальше заходили эти мечты, тем сильнее понимал, что повторной сделки может и не случиться.
«Нет, эта девчонка ничуть не лучше бывших у меня прежде, но в ней определенно есть стержень, искра, — мелькнуло в голове. — И пока я не разгадаю эту загадку, она будет моей».
— Пришли, — коротко сказал он, кивая на угол, отгороженный ширмами китайского шелка с черным рисунком.
Там, спрятанное от глаз присутствующих, стояло черное фортепиано. Оно досталось Шелди-Стоуну-старшему вместе с золотыми приисками Дорети Браун — в молодости мать неплохо умела управляться с трехногим музыкальным инструментом. Видимо, дед посчитал, что она сможет поразить и очаровать новоиспеченного супруга игрой на черно-белых клавишах. Вот только оказавшись в стенах квартиры, Дорети ни разу не прикоснулась к фортепиано. Так оно и стояло в зале, покрываясь слоями пыли, наблюдая за ремонтами и перестановками, пока Алрой не вступил в права хозяина и не приказал отгородить его. Можно было отправить инструмент в поместье недалеко от Уэльса, но мать нет-нет, да и останавливалась около лакированного деревянного исполина, задумчиво проводила рукой по закрытой крышке. В этот миг ее глаза подергивала пелена с влажным отблеском, а губы складывались в улыбку с примесью горечи. И хоть миссис Шелди-Стоун ничего не говорила по поводу фортепиано, Алрой не решался спровадить его со двора. Казалось, уберешь трехногого — и мать совершенно утратит реальность, с головой окунаясь в приторную чопорность эпохи.
Алрой подозвал Дрю и с его помощью сам раздвинул ширмы так, чтобы все гости могли видеть происходящее за ней. Потом жестами приказал оркестру смолкнуть. От взгляда не скрылось, как настороженно зашептались приглашенные — наверняка, принялись гадать, что в очередной раз выкинет своевольный хозяин.
— Леди и джентльмены, — произнес, рассеивая их неосведомленность. — Мой старый добрый друг мистер Энтони Джортан решил сделать подарок — для нас споет его Мари.
Он нарочно сказал именно так, как представил ее Тони — без уточнения про статус выкупной. И не просчитался — все вместе и каждый по отдельности, доблестные аристократы загудели, как пчелиный рой. Они переводили взгляды с фортепиано, у которого, сложив руки на животе и опустив голову, стояла Мари, на Энтони, замершего неподалеку. Алрой отметил, что Джортан стиснул кулаки, его скулы побелели и ходили ходуном. Не иначе — старый друг на грани истерики. Ничего, пора сбрасывать младенческую кожу и привыкать к реальности. А она такова, что никто из высшего света не станет терпеть девку подле себе подобного. Это в стенах домов и усадеб можно творить бесчинства и развлекаться с прислугой. Выносить же на публику пристрастие к женским прелестям, даже если это всего лишь платоническое чувство, нельзя ни в коем случае.