Целую его в лоб.
— Спокойной ночи, Клей. — Я до ужаса устала, как мысленно, так и физически. Мне нужно в постель.
Возле двери до меня доносится шепот Клейтона:
— Кэтрин?
Шепчу в ответ:
— Да?
— Спасибо тебе. Никто никогда не заступался за меня.
У меня сжимается сердце.
— Всегда рада помочь.
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю. А теперь отдыхай.
Вторник, 18 октября
Кейт
Утром на работе меня встречают две пары чрезвычайно обеспокоенных глаз.
Они пристально изучают синяк, который за ночь налился с левой стороны лица от виска до скулы. Он уже не так сильно болит, но смотрится внушительно. Что болит, так это тело... все. Если бы я могла поставить себе капельницу с ибупрофеном, то так бы и сделала. Я проспала почти четыре часа, но утром, выбравшись из постели, чтобы пойти на занятия, обнаружила, что тело недовольно мной на каком-то ином, новом уровне. Нет необходимости говорить, что сегодня мы с ним не на одной волне.
Надеюсь, что однажды мы все-таки помиримся.
В глазах Клея стоят слезы.
— О, Кэтрин, мне так жаль. Посмотри на свое лицо.
Я не видела его со вчерашнего дня. Когда уходила утром на занятия, он еще спал, а когда заглянула к нему в районе обеда, его уже не было.
— Клей, как ты себя сегодня чувствуешь? — Не хочу говорить о себе.
— Как будто по мне проехали катком и оставили умирать на обочине.
Могу себе представить.
— Без обид, но именно так ты и выглядишь. — Порезы на лице выглядят уже не так ужасно, как вчера, но нижняя губа и правая щека все еще опухшие и радуют взгляд странными оттенками красного и фиолетового.
Клей улыбается.
— Я просто хотел поблагодарить тебя еще раз за все, что ты вчера для меня сделала.
— В этом нет необходимости, Клей.
Он целует меня в целую щеку.
— Есть. Ты первый настоящий друг в моей жизни, Кэтрин. Однажды я стану пожилым безукоризненно одетым джентльменом и буду проводить все свободное время в кресле-качалке. Оглядываясь назад, на свою великолепную и успешную жизнь, я буду знать, что судьба была благосклонна ко мне, подарив лучшего друга, о котором можно только мечтать.
Если я открою рот, то начну плакать. Поэтому просто киваю.
Клейтон поворачивается и пожимает руку Шелли.
— До встречи, королева танцпола, — говорит он и уходит.
Шелли даже не пытается скрыть переживание во взгляде.
Я знаю, по тому, как она смотрит на меня, что Клей ей все рассказал. Я бы предпочла, чтобы никто не знал, но, по крайней мере, не мне пришлось излагать вчерашние события.
— Шелли, я в порядке. Может, поговорим сегодня о чем-нибудь другом? — Улыбаюсь, чтобы она знала, что я не пытаюсь быть сукой. — Давай приступать к работе.
Она кивает, и я знаю, что ей до ужаса, хочется что-нибудь сказать, но она молчит. За это я ее обожаю.
— У меня сегодня несколько доставок. Ты справишься со всем одна?
— Конечно. — Когда она подходит к двери, я добавляю, показывая на свое лицо: — Пожалуйста, не говори ничего Келлеру. Меня весь день преследовали жалостливые взгляды. — Сомневаюсь долю секунды, а потом говорю: — Похожие на твой. — Она отводит глаза. — Я чувствую себя неуютно от этого. Ненавижу жалость. Она высасывает из меня жизнь. — Это действительно так.
Шелли громко вздыхает. Судя по звукам, она скорее приняла поражение, чем раздражена. Через несколько секунд Шелли кивает головой и выходит за дверь.
Я погружаюсь в работу. Сегодня я медленнее, чем обычно, двигаясь со скоростью девяностолетней старушки, восстанавливающийся после операции по протезированию тазобедренного сустава.
Звонит колокольчик. Пришел клиент. Я стою спиной к двери, придерживая ленточку, которую пытаюсь завязать в бантик вокруг букета роз.
— Подождите секундочку, — говорю через плечо.
— Так, так, ты сегодня утром не заглянула выпить кофе. Что случилось? Что от меня требуется: шантаж или взятка?
Это Келлер. Что он тут делает?
Все еще спиной к нему, отвечаю:
— Дружище, моя зависимость сильна, но все же может быть удовлетворена бесплатным, хотя и без сомнения не таким вкусным, кофе из столовой. К тому, же я поздно встала и опаздывала. — Бант завязан, я поворачиваюсь лицом к Келлеру, готовая ко всему.
— Как дела?