— Келлер тоже идет?
Она смотрит на фотографии на моем столике.
— Да, я сказала утром, что у тебя день рождения. Это была его идея по поводу праздничного ужина.
— Это будет самое приятное день рождения, чем все девятнадцать до этого.
Шелли показывает на снимок.
— Кто эти люди, Кейт?
Я никому не рассказываю о семье или Гасе. Только Клей и Пит знают о нем, и то по необходимости. И Шугар знает имена, но ничего больше.
— Это моя сестра Грейс и лучший друг Гас.
Она ласковым жестом обводит лицо Грейс.
— Не знала, что у тебя была сестра.
— Самая лучшая. — И все. Я очень рада, когда она переводит взгляд на фотографию Гаса.
Шелли берет ее в руки и восклицает:
— Черт, Кейт, он такой аппетитный.
— Если учесть, что половина его лица скрыта волосами, то это слишком уж громкое заявление. — Хорошо, что она не узнала в нем Густава Хоторна. С длинными волосами он выглядит совершенно по-другому.
Она смотрит на меня большими, широко раскрытыми темными глазами.
— Но ведь это так, правда? Вживую этот парень должно быть ослепительно хорош.
— Да, на него приятно смотреть.
Шелли качает головой и ставит рамку обратно на стол.
— Черт, — все, что она может сказать.
Я хватаю свое пальто, шапку и в 6:55 мы выходим. Это своеобразный рекорд — прибыть на пять минут раньше.
Шелли открывает заднюю дверь машины, припаркованную на тротуаре перед общежитием.
— Мы сыграли в камень-ножницы-бумагу. Парни сидят спереди, а нам придется ютиться сзади. Прости.
— Никаких проблем, — говорю я, пока не замечаю одну маленькую проблемку с задним сиденьем.
Его нет. Никакого заднего сиденья. Вместо него три набивных пуфа.
— Боже мой, Келлер. Пуфы?
Келлер улыбается.
— Привет, именинница. Прости, но чем богаты.
— О, черт. — Забираюсь внутрь и шлепаюсь на один из них.
Шелли шутливо представляет мне Дункана. Он, в свою очередь, извиняется за нашу первую встречу, когда мы обменялись лишь несколькими фразами, а потом он отрубился.
— Не самое приятное воспоминание, — говорит он.
Оказалось, что сидеть на пуфах довольно удобно, поэтому к тому времени, как мы припарковались возле «Рэд Лайон Роад» я совершенно поменяла мнение.
— Почему во всех машинах нет пуфов? — спрашиваю я Шелли.
Дункан поворачивается и соглашается:
— Ведь правда?
Шелли закатывает глаза.
— Если только не принимать во внимание тот факт, что при ударе, вам гарантирована мгновенная смерть. Ну не знаю, Кейт.
Я киваю головой и улыбаюсь.
— Да, если только не принимать во внимание эту отвратительную маленькую деталь. Теперь, по дороге домой, я буду переживать. Спасибо, что все испортила, Шелли.
— Мы выпрыгиваем из машины и идем вместе к ресторану.
В кабинке, она садится рядом с Дунканом, поэтому Келлеру приходится сесть со мной. Кабинка очень маленькая. Я пытаюсь держаться подальше от него, но наши локти все равно соприкасаются.
Келлер слегка толкает меня локтем и тихонько спрашивает.
— Наверное, нужно было сначала спросить, но, надеюсь, тебе нравится пицца?
Я киваю.
— Конечно.
Шелли смотрит на нас.
— Две большие пепперони?
— Одну пеперони, одну с сыром. Кэйти вегетарианка, — со знанием дела говорит Келлер.
Шелли морщит лоб.
— Ты вегетарианка?
Киваю головой.
Она выглядит так, будто мы с Келлером пытаемся подшутить над ней.
— Правда?
Келлер отвечает за меня:
— Правда, Шел, — говорит он и кладет на стол десять долларов. Смешно, но так горд собой от того, что знает обо мне то, чего не знают другие.
Шелли и Дункан тоже передают по десять долларов и Шелли говорит:
— Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое.
Порывшись в кармане, достаю две банкноты по пять долларов и кладу на стол. Келлер вручает мне их обратно.
— Никаких денег, именинница.
Я беру их и внимательно осматриваю.
— Почему у тебя всегда какие-то проблемы с моими деньгами? Они вроде не стираные или чего хуже. Если ты не будешь давать мне платить за себя, я вскоре начну чувствовать себя дармоедкой.
— Это ужин в твою честь. Ты не платишь. Кроме того, я подрабатываю тут барменом несколько дней в неделю, так что у меня есть скидка.
— Ты работаешь на двух работах? — Знаю, он всегда занят, но даже и не догадывалась об этом.
Он пожимает плечами.
— Приходится. Тут отличные чаевые.
Дункан ухмыляется.