Я подхватываю его смех.
— Как и я.
Теперь и я стою, упираясь в перила всего в нескольких шагах от Гаса. Мы наблюдаем за тем, как волны разбиваются о берег, и молчим. Он бросает вторую сигарету в пепельницу и подкуривает третью.
— Келлер, я хочу задать тебе вопрос и хочу услышать честный ответ. Никакой лапши на уши, чувак.
Он мельком смотрит на меня уголком глаз, и я киваю.
— Ты любишь ее, ведь так? И сердцем, и душой?
Я опять киваю.
— Люблю. И сердцем, и душой.
Он секунду размышляет над моим ответом, а потом смотрит на волны.
— Это хорошо, потому что она заслуживает того, чтобы ее любили всем гребаным существом. Я бы пнул тебя под зад, если бы это оказалось не так. — Никаких шуток, он действительно имеет это в виду.
Мне бы следовало промолчать, потому что при любых других обстоятельствах мои слова были бы неуместны, но Гас должен высказаться.
— Ты тоже любишь ее. — Это не вопрос.
Он пристально смотрит на волны на горизонте и делает еще одну затяжку.
— Конечно. Она же моя лучшая подруга. Как можно не любить Опти?
Я, как и он, наблюдаю за теми же волнами, потому что не хочу видеть лицо Гаса, когда я дожму его.
— Это не то, что я спрашиваю. Ты любишь ее — и сердцем и душой?
Его плечи резко опускаются.
— Ты не хочешь услышать этот ответ, чувак.
— Наверное, нет. Но я вижу, как ты смотришь на Кейти. Все происходящее рвет тебя на части на совершенно другом уровне. Когда я смотрю на тебя, то мне кажется, что ты — мое отражение в зеркале.
Он фыркает, приглаживает волосы рукой и собирает их в хвост. Ему хочется высказаться, но он сдерживается ради меня.
— Гас, тебе нужно с кем-нибудь поговорить. Может, я и не идеальная кандидатура для этого, но все, что ты скажешь, останется между нами.
Наконец он поднимает голову и пристально смотрит мне в глаза, а потом моргает несколько раз и вздыхает.
— К черту все. Да, я люблю ее. Честно признаться, я даже не помню, когда это было не так.
Как я и подозревал все это время.
— А ты говорил ей, как оно есть на самом деле?
Гас поворачивается спиной к воде и садится на поручни лицом к дому.
— Нет.
— Почему нет? — На часах три утра. Я сижу и разговариваю о любви другого мужчины к своей девушке. И, черт возьми, мне жаль его. Наверное, мне нужно поспать.
— Потому что я всегда думал, что она заслуживает лучшего. И я знал, что однажды она встретит кого-нибудь такого же удивительного, как и сама Опти. Это все, чего я для нее хотел. — Никогда в жизни я не слышал более искренних слов.
Перемещаюсь на другую сторону веранды, потому что не cмогу смотреть на него, когда скажу то, что должен.
— Я знаю, что вы с ней переспали. В ту ночь, перед тем, как она уехала в Грант.
Я жду, что он потребует объяснить, откуда я узнал столь личную информацию.
Но Гас этого не делает.
— Лучшая гребаная ночь в моей жизни, чувак. Прости, я знаю, что говорить тебе такое — идиотизм, но так оно и было.
Я поворачиваюсь к нему лицом и киваю. Это странное чувство товариществa может быть только результатом длительного отсутствия сна и надвигающейся смерти.
Гас качает головой, как будто раздумывает над тем, стоит ли открывать рот во второй раз. Как бы то ни было, он делает это.
— Келлер, чувак, ты не обязан мне отвечать, но тебя когда-нибудь терзала мысль о том, что после того, как она уйдет, ты уже никогда не будешь прежним? Что остаток твоей жизни будет бесконечной черной дырой, лишенной счастья и любви?
Я киваю.
— Мне не нравится об этом думать, но иногда я ничего не могу с собой поделать. Я знал ее очень короткое время, но она полностью изменила меня. Я чувствую, что не должен подводить ее. Но да, это будет очень тяжело. Каждый чертов день, мужик.
Он подходит и хлопает меня по спине. Его глаза опять выглядят уставшими.
— Пойдем в дом. Спасибо, что выслушал, чувак. У нас никогда не было этого разговора. Согласен?
Я опять киваю.
— Согласен.
— И спасибо за то, что не врезал мне по лицу и не оторвал яйца. Не уверен, что сделал бы то же самое, если бы был на твоем месте. Ты хороший чувак, Келлер. Не удивительно, что Опти так сильно любит тебя.
Мне приходится посмотреть ему в глаза, чтобы он поверил в то, что я собираюсь сказать.
— Ты и сам не плох. И она тоже любит тебя, Гас.
Он кивает и толкает раздвижную стеклянную дверь.
— Мне не нравится заставлять Опти ждать. Никогда не нравилось. Пойдем.
Пятница, 20 января
Келлер
Кейти умерла сегодня.
Она ушла тихо и спокойно. Как и должно было быть, ведь она ненавидела привлекать к себе внимание. Она просто вдохнула, а потом выдохнула. И все. Следующего вдоха Кейти так и не сделала.
На часах было 1:37 вечера. На улице светило солнышко. Окно рядом с ее кроватью было распахнуто, чтобы она могла вдыхать пропитанный морской солью воздух и чувствовать легкий ветерок на своем лице.
Гас сидел с левой стороны кровати, держа двумя руками ее ладонь. Я — с правой и сжимал другую руку. Одри сидела в кресле у нее в ногах, со Стеллой на коленях. Кейти была окружена теми, кто больше всего ее любил.
Когда линия на кардиомониторе стала прямой, и он начал подавать сигналы, тихо вошла медсестра из хосписа и проверила пульс. Его не было. Она с сочувствием кивнула, а потом оставила нас одних.
У Гаса моментально потекли слезы. Он в последний раз сжал ее руку, поцеловал в лоб, сказал «прощай» и «я люблю тебя», а потом ушел. Мы слышали, как через мгновение хлопнула дверь, а потом визг колес, когда он умчался на своем грузовичке.
Я несколько минут продолжал гладить Кейти по волосам, не желая оставлять ее. Когда Стелла слезла с колен Одри, забралась на место Гасa и попрощалась с ней, я больше не смог сдерживать слезы. Я слез с кровати, обхватил ее лицо руками, закрыл глаза, в последний раз нежно поцеловал ее в губы и прошептал на ухо: «Спасибо за доверие. Спасибо за то, что позволила мне любить себя»
Перегнувшись через Кейти, я взял на руки Стеллу. Интересно, должен ли я считать себя плохим отцом, из-за того, что разрешил ей при всем этом присутствовать.
Стелла крепко цеплялась за меня. Но, несмотря на грусть, висящую в воздухе, она была спокойна. Я подошел к стулу, на котором сидела Одри и положил руку ей на плечо. Она накрыла ее своей и сжала. Это был одновременно и жест благодарности, и душевного потрясения, и утешения.
Мы со Стеллой пошли на пляж и построили из песка замок. У нас ушло на это несколько часов. Мы были в песке с ног до головы и только, когда стемнело, решили, что наше творение закончено.
Кейти бы онo понравилось.
Воскресенье, 22 января
Келлер
Сегодня похороны Кейти. Они начнутся через несколько минут. Последний час я провел в церкви, с Одри, помогая ей все подготовить. Стелла осталась с моим отцом, Дунком и Шел. Они прилетели вчера вечером.
Я вхожу в часовню и вижу, что она полна людей. Так странно находится с кем-то в очень близких отношениях, но узнавать всего лишь несколько лиц. Я занимаю место рядом с Дунком и Стелла перебирается с его коленей на мои.
— Привет, папочка.
— Привет, малышка. Ты утром хорошо вела себя с дядей Дунком?
Она кивает.
— Мы ходили на пляж. Я нашла две ракушки. — Она засовывает руку в карман на юбке и достает двух плоских морских ежей. — Я принесла их для Кейт. Ей ведь нравятся ракушки, правда папочка?
Я киваю.
— Ей нравятся ракушки. Это очень мило с твоей стороны, Стелла. — Я целую ее в кудрявую макушку и вдыхаю сладкий запах своей маленькой девочки.
Большую часть службы я «отсутствую». Не знаю, длинная она была или короткая. Я просто не могу сконцентрироваться. В голове быстро сменяются образы и воспоминания, но в то же время в ней какая-то пустота. А потом священник передает микрофон Одри, и я прихожу в себя.