Ненависть къ Церкви настолько ослепляетъ Маклакова, что онъ уже переходить границы здраваго смысла и своей явной ложью и клеветой желаетъ унизить Церковь, а ея врага — толстовство реабилитировать, такъ какъ этому последнему бегство Толстого въ Оптину и, въ особенности, телеграмма, нанесли непоправимый ударъ.
«Тайна» вызова старца Толстымъ была крепко запечатана, и кто бы могъ подумать, что черезъ пятьдесятъ летъ она раскроется.
Итакъ, пастырь добрый, истинный служитель Христовъ стоялъ у дверей Толстого въ Астапове. Неудачу, постигшую его, онъ пережилъ тяжело: «О. Варсонофiю всегда было трудно разсказывать объ этомъ, онъ очень волновался», вспоминаетъ его ученикъ — о. Василш Шустинъ въ своихъ воспоминашяхъ.
Въ заключеше приводимъ отрывокъ изъ книги Ксюнина «Уходъ Толстого», передаюгцш беседу старца объ этомъ: «Меня проводили къ о. Варсонофiю, ездившему въ Астапово съ о. Пантелеимономъ, котораго сестра Толстого называла «хорошимъ врачемъ». Вотъ низкая калитка скита, около которой въ последшй разъ стоялъ Толстой. Два раза подходилъ: думалъ войти, или не войти, Толстой, прiехавшш въ скитъ за тишиной. За палисадникомъ домикъ съ крытой галлереей, а въ домике комната съ низкимъ потолкомъ. Въ углу большой образъ Спасителя въ терновомъ венце. Передъ образомъ лампада, наполняющая келлт бледнымъ светомъ. О. Варсонофш, теперешнш скитоначальникъ, глубокш старецъ съ длинной белой бородой, съ безкровнымъ лицомъ и бездомными, светлыми, отрешенными отъ мiра глазами…
«Келейникъ объяснилъ старцу зачемъ я прiехалъ. Старецъ стоялъ на молитве. Онъ по двенадцати часовъ сряду стоить на коленяхъ. Поднялся и вышелъ, несмотря на поздшй часъ. «ѣздилъ я въ Астапово», говоритъ тихимъ голосомъ о. Варсонофш, «не допустили къ Толстому. Молилъ врачей, родныхъ, ничего не помогло… Железнымъ кольцомъ сковало покойнаго Толстого, хотя и Левъ былъ, но ни разорвать кольца, ни выйти изъ него не могъ… ПргЬзду его въ Оптину мы, признаться, удивились. Гостиникъ пришелъ ко мне и говоритъ, что пргЬхалъ Левъ Николаевичъ Толстой и хочетъ повидаться со старцами. «Кто тебе сказалъ?» спрашиваю. «Самъ сказалъ». Что же, если такъ, примемъ его съ почтешемъ и радостью. Иначе нельзя. Хоть Толстой былъ отлученъ, до разъ пришелъ въ скитъ, иначе нельзя. У калитки стоялъ, а повидаться такъ и не пришлось. Спешно уЬхалъ… А жалко… Какъ я понимаю, Толстой искалъ выхода, мучился, чувствовалъ, что передъ нимъ выростаетъ стена». Старецъ Варсонофш помолчалъ, потомъ добавилъ «А что изъ Петербурга меня посылали въ Астапово, это неверно. Хотелъ напутствовать Толстого: ведь самъ онъ прiезжалъ въ Оптину, никто его не тянулъ» (Ксюнинъ).
"Осень". Оптинская смута и кончина Старца
Вгьтеръ, дождъ и холодъ
И мятежъ души и голодъ,
И былого думы и мечты
Какъ съ деревъевъ спадшiе листы…
Трустна эта жизнъ земная!
Но за это же естъ другая —
Область вгьчнаго блаженства — рая,
Царства невечерней красоты!
Приступая къ последней главе жгтя старца Варсонофiя — осени его жизненнаго пути, — невольно напрашивается предварить оную этими простыми стихами, написанными имъ еще въ годы его затвора въ 1902 г. Будучи человекомъ одареннымъ, онъ не былъ лишенъ способности писать стихи. Но только малая доля посмертнаго издашя (1914 г.) находится въ нашемъ распоряжения. Однако, применяя лирическш образъ багряной осени къ последнимъ грустнымъ годамъ жизни старца, мы отнюдь никакъ не раздЬляемъ мнешя автора «Оптина Пустынь» издаше УМСА, чтобы якобы после кончины старца Амвроая, наступаетъ осеннее увядаше благодати старчества въ Оптиной Пустыне.
Прот. Четвериковъ ошибается, когда говоритъ, что после о. Амвроая «старчество, хотя и не угасло, но не имело прежней силы и славы». Эту ошибку повторяютъ съ его словъ и современные апографы, въ томъ числе и проф. Игорь Смоличъ въ своемъ Обширном труде на немецком языке "Russisches Moenschtum", 1953. Wurzburg.
Всю силу и полноту благодатныхъ дарованш имели и последующее старцы. Къ этому убеждешю приходишь, хотя бы, при ознакомленш съ жизнеописашемъ старца iосифа, непосредственнаго ученика и преемника о. Амвроая, Всею полнотою «славы» и незыблемаго авторитета пользовались среди верующихъ также и друпе старцы, напримеръ, о. Варсонофш, котораго почти замолчали наши апографы, также о. Нектарш. Уменьшились не «сила и слава» старцевъ, а число веруюгцихъ. Возникновеше оптинской смуты беретъ начало съ далекихъ временъ, а именно съ момента кончины великаго старца о. Амвроая.