Ѳеофанъ желаетъ подорвать въ народѣ «высшее представленіе о первосвятителѣ, для этого показываегь народу подчиненное положеніе духовнаго сана: — «А когда еще видитъ народъ, что соборное сіе правительство монаршимъ указомъ и сенатскимъ приговоромъ установлено есть, то и паче пребудетъ въ кротости своей, и весьма отложить надежду имѣть помощь къ бунтамъ своимъ отъ чина духовнаго».
Въ своей брошюрѣ «историческій розыскъ», Ѳеофанъ называетъ царя епископомъ, играя софистически на буквальномъ переводѣ этого слова, что значить «надзиратель»: «и понеже и надъ духовнымъ чиномъ государское надсмотрительство отъ Бога установлено есть, того ради всякъ законный государь въ государствѣ своемъ есть воистину епископъ епископовъ», какъ будто епископы такъ называются по своей должности, а не по своему сану. «Такъ Ѳеофанъ и думалъ въ действительности», замѣчаетъ по этому поводу проф. Флоровскій. «Существуетъ только власть и нѣтъ никакой особой духовной власти — «папѣжскій се духъ» 'Прот. Флоровскій. «Пути русскаго Богословія», стр. 87).
Эта доктрина была типична для той эпохи и вытекала изъ реформатскаго принципа: "Cuius regio, eius religio".
Государю принадлежала вся полнота власти надъ его страной и надъ всѣмъ, что тамъ находится, а, слѣдовательно, и надъ Церковью.
Этимъ регламентомъ каноническій статутъ монарховъ, какъ сыновъ Церкви, подмѣняется нѣмецкимъ еретическимъ правомъ, которое поглощаетъ свободу Церкви, т. к. монархъ становится уже главою ея и деспотомъ. «Духовный регламентъ» былъ направленъ не только противъ патріаршества, но и противъ монашества.
Въ Россіи издавна монашество пользовалось высокимъ авторитетомъ: въ монастыряхъ спасались прославленные подвижники Земли Русской, монастыри были очагами вѣры и патріотизма, несокрушимыми твердынями противъ нашествія враговъ, разсадниками просвѣщенія, воспитателями народа, русскіе цари передъ смертью принимали схиму.
На Западѣ монашество развивалось у католиковъ въ связи съ учекіемъ объ оправданіи личными заслугами. Протестанты отвергали монашество, т. к. по ихъ ученію, не дѣла оправдываютъ человѣка, а вѣра.
Ѳеофанъ Прокоповичъ о монашествѣ разсуждалъ по протестантски, считая, что вести богоугодную жизнь можно и въ міру, и часто указывая на лицемѣріе, суевѣріе, гордость, связанныя по его мнѣнію съ монашествомъ.
Въ этомъ отрицательномъ отношеніи къ монашеству Ѳеофанъ вполнѣ сходился съ Петромъ. «Можно сказать, что Петръ въ каждомъ монахѣ склоненъ былъ видѣть празднаго человѣка, готоваго при угодномъ случаѣ сдѣлаться бунтовщикомъ, Ѳеофанъ — католика, возлагающаго упованіе на свои личныя заслуги» ТО. Ѳ. Самаринъ. «Стефанъ Яворскій и Ѳ. Прокоповичъ». Москва, 1880).
Въ изданномъ въ 1724 г. пространномъ «Объявленіи о званіи монашескомъ», написанномъ Ѳеофаномъ, содержится рѣзкое осужденіе монашества.
Въ духѣ этого «Объявленія» написаны Ѳеофаномъ Прокоповичемъ постановленія о монашествѣ, содержащееся во 2–й части прибавленія къ «Духовному Регламенту» и сводящіеся къ значительнымъ стѣсненіямъ монашества.
Приведемъ нѣкоторыя изъ нихъ: — «Не принимать въ монахи ниже тридесятаго году возраста. Женщинъ моложе 50–ти не постригать. Скитковъ пустынныхъ строити не попускати. Монахамъ никакихъ писемъ какъ и выписокъ изъ книгъ не писать, чернилъ и бумаги не держать».
По поводу этого послѣдняго, Гиляровъ–Платоновъ говоритъ: «Когда Петръ I издалъ указъ, запрегцавшій монаху держать у себя въ кельѣ перо и чернила, духовенство должно было почувствовать, что отселѣ государственная власть становится между нимъ и народомъ и старается разрушить то взаимное довѣріе, какое были между пастырями и паствою».
Въ дополненіе къ постановленіямъ о монашествѣ, былъ изданъ въ 1723 г. слѣдующій указъ: «Во всѣхъ монастыряхъ учинить вѣдомость, колико въ нихъ монаховъ и монахинь обрѣтаются, и впредь отнюдь никого не постригать, а на убылые мѣста опредѣлять отставныхъ солдатъ».
Двумя указами управленіе монастырскими вотчинами было передано особому Приказу, а монахамъ было повелѣно выдавать жалованіе. «Указы Петра І–го (П. С. 3. т. VII 4455, 4456, 4572), Анны Іоанновны (П.С. 3. т. IX 6585) и Екатерины II (П.С. 3. XVI12060) ограничивали число поступаюгцихъ въ монашество. Монастыри обезлюдили съ отнятіемъ земель и вотчинъ. Богатыя обители обѣднѣли до крайности, а среднія закрылись. Во многихъ монастыряхъ церкви нерѣдко стояли безъ главъ и крестовъ, крыши ихъ проростали мхомъ, кельи подкосившись въ сторону стояли на подпорахъ, ограды были полуразрушенными» (Чт. Общ. люб. дух. проев. 1893, Сент. 166). Отсутствовали іеромонахи и приходилось приглашать бѣлаго священника. Въ монастыряхъ доживали престарѣлые и больные, а иногда всѣ «разбродились розно» и монастырь закрывался. Въ одномъ синодальномъ донесеніи говорится: «Въ монастыряхъ монаховъ весьма недостаточно, въ числѣ же наличныхъ многіе къ употребленію въ священнослуженіе и прочія монашескія послушанія совершенно неспособные. Какъ въ мужскихъ, такъ и въ дѣвичьихъ монастыряхъ таковъ же недостатокъ» (П.С. 3. т. XI 8303).