Вспоминается мне еще одинъ случай съ о. Нектарiемъ. Моя жена въ одинъ изъ нашихъ прiездовъ въ Оптину написала картину: видъ изъ монастыря на реку, и на ея низменный берегъ, во время заката солнца, при совершенно ясномъ небе и яркой игре красокъ. Поставила она свой рисунокъ на открытомъ балконе и пошла со мной прогуляться по лесу. Дорогой, мы поспорили, и серьезно, такъ что совершенно разстроились, и не хотели другъ на друга смотреть. Возвращаемся домой: намъ сразу бросилась въ глаза картина: вместо яснаго неба, на ней нарисованы грозовыя тучи и молши. Мы были ошеломлены. Подошли поближе, стали разсматривать. Краски — совершенно свежтя, только что наложенньгя. Мы позвали девушку, которая у насъ жила, и спросили, кто къ намъ приходилъ. Она отвечаетъ, что какой–то небольшого роста монахъ, что–то здесь делалъ на балконе. Мы думали, думали, кто бы это могъ быть и изъ более подробнаго описашя монаха и опросовъ другихъ догадались, что былъ о. Нектарш. Это онъ, владевшш кистью, символически изобразилъ наше духовное состояше съ женой. И эта гроза съ молшями произвела на насъ такое впечатлите, что мы забыли свой споръ и помирились, ибо захотели, чтобы небо нашей жизни опять прояснилось и стало вновь совершенно чистымъ и яснымъ. Лично мне привелось быть въ Оптиной Пустынй въ более поздшй перюдъ, чемъ о. Василш Шустинъ, а именно уже во время первой мiровой войны. Преподаватель словесности нашей гимназш разсказывалъ намъ на урокахъ, какъ благодаря старцамъ Гоголь сжегъ свое гешальное произведете, — вторую часть «Мертвыхъ душъ»(Истинное объяснеше этого собьтя и его психологическш анализъ впервые сделалъ профессоръ–философъ и докторъ–психiатръ И. М. Андреевъ («Православный Путь». Джорданвилль. 1952 г. . Это вызвало у меня предубеждеше противъ старцевъ вообще.
Но вотъ началась война 1914 года. Мой братъ Владимiръ, исключительно одаренный, котораго любили все безъ исключешя знавгше его, «гордость нашей семьи», глубоко переживалъ испыташя, постиггшя нашу родину. Онъ ушелъ съ благословешя родителей добровольно на войну и вскоре былъ убитъ осенью 1914 г., когда ему еще не было и 19 летъ.
Это была чистая жертва Богу, онъ «положилъ душу свою за други своя». Его смерть привела нашу семью въ Оптину Пустынь.
Когда мы искали утешешя въ духовномъ, то «случайно» наткнулись на книгу Быкова: «Тпхте пртты для отдыха страдающей души».
Тамъ описывалась Оптина Пустынь и ея старцы, о которыхъ до техъ поръ мы ничего не знали.
И я, при первой возможности, какъ только начались каникулы въ университете, где я тогда учился, поехалъ въ Оптину Пустынь. Тамъ я прожилъ два месяца. Это было въ 1916 г. А въ следующемъ 1917 году тоже летомъ, пробылъ тамъ две недели.
Затемъ, оказавшись заграницей, я имелъ возможность письменно общаться съ о. Нектарiемъ до его смерти.
Кроме меня, духовнымъ руководствомъ старца пользовались и некоторые мои знакомые и друзья.
Его благословеше приводило всегда къ успеху, несмотря ни на кагая трудности. Ослушаше же никогда не проходило даромъ.
Монастырь и старцы произвели на меня неожиданное и неотразимое впечатлеше, которое словами передать нельзя: его понять можно только переживъ на личномъ опыте.
Здесь ясно ощущалась благодать Божтя, святость места, присутсгае Божте. Это вызывало чувства благоговеинства и ответственности за каждую свою мысль, слово, или дѣйсгае, боязнь впасть въ ошибку, въ прелесть, боязнь всякой самости и «отсебятины».
Такое состояше можно было бы назвать «хождешемъ передъ Богомъ».
Здесь впервые открылся мне духовный мiръ, а какъ антитеза были мне показаны «глубины сатанинсгая».
Здесь я родился духовно.
Въ это время въ Оптиной старчествовали въ самомъ монастыре о. Анатолш, а въ скиту о. Феодосш и о. Нектарш.
Анатолш — утешитель, Феодосш — мудрецъ и дивный Нектарш — по опредЬлешю одного священника, близкаго Оптиной.
Напротивъ, у о. Нектарiя посетителей было мало; онъ жилъ замкнуто въ скиту въ келлш о. Амвроая и часто подолгу не выходилъ. Благословлялъ онъ широкимъ крестнымъ знамешемъ; медленный въ движешяхъ и сосредоточенный, — казалось, онъ несетъ чашу, наполненную до краевъ драгоценной влагой, какъ бы боясь ее расплескать.
На столе въ его прiемной часто лежала какая–нибудь книга, раскрытая на определенной странице. Редкш посетитель въ долгомъ ожидаши начиналъ читать эту книгу, не подозревая, что это является однимъ изъ прiемовъ о.Нектарiя давать черезъ открытую книгу предупреждеше, указаше, или ответь на задаваемый вопросъ, чтобы скрыть свою прозорливость.