Очень характеренъ разсказъ одного аѳонскаго монаха, посѣтившаго старца Льва. Монахъ былъ одѣтъ въ мірскую одежду, однако старецъ, называя его аѳонскимъ монахомъ, запретилъ ему становиться передъ собой на колѣни, какъ это дѣлали міряне. Среди присутствующихъ былъ человѣкъ, который сознался, что не исполнилъ старческое приказаніе. Онъ не бросилъ куреніе, какъ приказалъ ему старецъ. О. Левъ грозно приказалъ вывести этого человѣка вонъ изъ его келліи. Потомъ пришли 3 женщины въ слезахъ. Онѣ привели одну ума и разсудка лишившуюся… Онѣ просили о больной помолиться. Старецъ надѣлъ на себя эпитрахиль, возложилъ конецъ эпитрахили и свои руки на главу болящей и, прочитавши молитву, трижды главу больной перекрестилъ и приказалъ отвести ее на гостиницу. «Сіе дѣлалъ онъ сидя; что уже не могъ встать, былъ боленъ и доживалъ послѣдніе свои дни». Когда о. Парѳеній пришелъ къ старцу на другой день, вчерашняя больная пришла совершенно здоровой, выгнанный господинъ пришелъ просить прощеніе. Старецъ его простилъ, но повторилъ свое приказаніе. Аѳонскій монахъ ужаснулся, что старецъ, не боясь вреда для себя, творитъ исцѣленія. Старецъ отвѣтилъ: «я сіе сотворилъ не своей властью, но это сдѣлалось по вѣрѣ приходящихъ, и дѣйствовала благодать Святаго Духа, данная мнѣ при рукоположеніи; а самъ я человѣкъ грѣшный». Чудеса, совершаемыя старцемъ, были безчислены: толпы обездоленныхъ стекались къ нему, окружали его. «Случилось мнѣ однажды», писалъ іеромонахъ Леонидъ (Кавелинъ) — (будущій намѣстникъ Троице–Сергіевской Лавры) — проѣзжать изъ Козельска въ Смоленскую іубернію. По дорогѣ въ уединенныхъ деревушкахъ поселяне, узнавъ, что я ѣду изъ Козельска, наперерывъ спѣшили узнать что нибудь объ о. Леонидѣ. На вопросъ почему вы его знаете, они отвѣчали: «Помилуй, кормилецъ, какъ намъ не знать о. Леонида? Да онъ для насъ бѣдныхъ, неразумныхъ пуще отца родного. Мы безъ него почитай сироты круглые».
Но совсѣмъ иначе относились къ старцу нѣкоторыя духовныя лица, въ томъ числѣ калужскій епархіальный архіерей преосв. Николай, который творилъ много непріятностей Оптиной Пустыни. Этотъ епископъ имѣлъ твердое намѣреніе сослать старца Льва въ Соловецкій монастырь для заключенія. И если бы не сильное заступничество митрополитовъ Филаретовъ — Кіевскаго и Московскаго, старцу Льву было бы не сдобровать. Но не всѣ епископы мыслили одинаково. Были между ними и духовные. Однажды въ бытность о. Льва въ Калугѣ встрѣчныя лица, узнавъ его, становились на колѣни и кланялись ему въ ноги. Увидѣвъ это, начальникъ полиціи рѣшилъ, что дѣло нечисто и сдѣлалъ соотвѣтственющее донесеніе еп. Никанору, будущему митрополиту С. Петербургскому. Владыка вызвалъ къ себѣ старца и на вопросъ какъ онъ вѣруетъ, старецъ спѣлъ ему «Вѣрую» покіевски, т. е. начиная съ низкой ноты и повышая тонъ до самой высокой. По пословицѣ «рыбакъ рыбака видитъ издалека», добрый Владыка понялъ кого онъ видитъ передъ собой и почему старцу кланяются въ землю. Онъ задержалъ старца у себя въ течете нѣсколькихъ дней, ухаживалъ за нимъ, угощалъ его, такъ что старецъ два дня не ѣлъ, вернувшись домой. Къ сожалѣнію, этотъ добрый архипастырь правилъ не долго, тогда какъ еп. Николай правилъ долго и даже пережилъ старца.
Здѣсь надо сдѣлать нѣкоторое отступленіе для тѣхъ, кто незнакомъ съ первой частью нашей работы (И. М. Концевичъ. Стяжаніе Духа Св. въ путяхъ древней Руси. Парижъ, 1952). Нами было показано, что вскорѣ послѣ крегценія Руси и до паденія Византіи безчисленныя толпы паломниковъ устремлялись на Востокъ, воспринимая тамъ духъ и традиціи подлиннаго Православія и привозя съ собой святоотеческую литературу. Такъ было до Флорентійской уніи, когда поколебался греческій авторитета и до скоро послѣдовавшаго затЬмъ паденія Византіи. По справедливому выраженію англійскаго ученаго Дональда Николь, въ его книгѣ «Метеоры» Дональдъ Николь. «Метеоры». Лондонъ. 1963 г., стр. 39): «Исихазмъ не былъ доктриной XIV вѣка — его происхожденіе исходить изъ подлинныхъ корней византійской духовности». Этой духовностью и питались наши древніе святые. Когда же прекратилась связь съ православнымъ Востокомъ, русское подвижничество замкнулось само въ себѣ. Духовныхъ школъ тогда не существовало. Послѣ свѣтлой эпохи XIV и XV столѣтій, связанныхъ съ преп. Сергіемъ и плеядой его учениковъ, наступилъ періодъ духовнаго застоя. Вмѣсто подвига, указаннаго св. Отцами, состоявшаго въ очищеніи сердца отъ страстей съ помощью непрестанной молитвы, настало время внѣшнихъ подвиговъ, время желѣзныхъ цѣпей и пудовыхъ веригъ. Число святыхъ уменьшилось. Послѣ же царствованія императора Петра въ теченіе ста пятидесяти лѣтъ монашество вообще подверглось преслѣдованію со стороны правительства. Наступилъ полный упадокъ. Когда же вначалѣ XIX столѣтія ученики схиархимандрита Паисія Величковскаго вновь насадили на Руси святоотеческую традицію, плодомъ которой является благодатное старчество, число святыхъ умножилось необычайно. Житія этихъ неканонизованныхъ подвижниковъ собралъ въ 14–ти объемистыхъ томахъ еп. Никодимъ незадолго до первой міровой войны, Многократно въ житіяхъ этихъ упоминается о преслѣдованіи подвижника полиціей. Пустынникамъ приходилось скрываться. Игуменъ оптинскій Моисей съ братомъ о. Антоніемъ, какъ было выше сказано, скрывались съ другими пустынниками въ Брянскихъ лѣсахъ. Чисто духовное начало встрѣчало полное непризнаніе со стороны гражданской власти. Также и молодая наша богословская наука еще не вышла на самостоятельный, независимый православный путь и находилась подъ вліяніемъ западной науки. А потому и старчество не было изучено съ православной точки зрѣнія. Естественно, что многіе архіереи гнали старчество, не постигая его сущности и значенія. Такова была судьба преп. Серафима, старца Льва, старца Амвросія, старца Анатолія, старца Варсонофія. Блаженный о. Іоаннъ Кронштадтскій, яркій представитель старчества, также встрѣчалъ непониманіе со стороны Санктпетербургскаго митрополита.