Конечно, я не могу претендовать на звание духовного человека, оно очень высокое. Но всегда любила наблюдать за символами, знаками, пытаться разгадать канву жизненного узора. Закрываю глаза. Напрягаться не нужно. Не нужно силой воли вытаскивать воспоминания. Нужно просто открыть дверь памяти. Распахнуть её и ждать. То, что нужно, придёт первым.
Первым приходит – Москва, Киевский вокзал, торопливые проводы. В руки мне дают белый пакет – это неожиданный подарок. Что же там может быть? В вагоне рассматриваю его: надпись «Марфо-Мариинская обитель милосердия». В пакете – подарки. Булочки, пирожки с картошкой, плюшки – всё испечено в обители. Пакетик с сухариками. Надпись «Освящено на мощах преподобной мученицы великой княгини Елисаветы». Ещё пакетик. В нём иконочка преподобной Елисаветы и масло, освящённое на её мощах.
Я задумываюсь. В мою жизнь явственно входит сама преподобная мученица великая княгиня Елисавета. Милосердная и заботливая. Одна из тех, кто «душу полагает за други своя». Матушка не гнушалась собственноручно перевязывать тяжелобольных, выносить судно за лежачими. Она могла жить такой лёгкой, беззаботной жизнью: блистать на балах, путешествовать по самым красивым местам на свете, наслаждаться всеми материальными благами и земными удовольствиями. Но она выбрала тесный путь. И шла по нему до конца без ропота.
Следующее воспоминание – ещё один знак. В прошлый мой приезд в Оптину я познакомилась на послушании с одной из сестёр монастыря. Она, как и я, несла послушание в храме. Случилось так, что она делилась со мной своими переживаниями: ей дали послушание ухаживать за старенькой и очень больной женщиной. Она рассказывала, что уже ухаживала за ней и что это ей было очень тяжело. Во всех отношениях – бытовом, душевном, духовном.
Я очень ей сочувствовала. Тем более что бытовые условия действительно трудные: нужно топить печку, носить воду из колонки. Горячей воды, конечно, нет. На единственной электрической плитке нагреть воды, каждый день стирать бельё. Душ в монастыре раз в неделю. А ведь за старым и больным человеком особый уход…
Своими переживаниями я делилась с игуменом А., нашим общим духовным отцом, который и благословил этой сестре новое послушание. В ответ на мои сочувствия и вопросы, нельзя ли отдать это послушание кому-то другому, он рассказал мне историю.
Один мужчина, напившись пьяным, становился очень раздражительным. И в порыве гнева часто обижал свою жену. Однажды, будучи пьяным, он так ударил её, что она умерла. Когда он протрезвел и понял, что натворил, то впал в отчаяние. Отсидев срок, поехал в монастырь и хотел остаться там жить. Но старец монастыря, выслушав его покаянную исповедь, не разрешил ему оставаться в монастыре, а благословил нести послушание в приюте и ухаживать за тяжелобольными.
Это научило его терпению и кротости, и через несколько лет он стал совсем другим человеком. Когда близкие знакомые встретили его на могиле жены, то не узнали. Вместо гордого и вспыльчивого мужчины они увидели человека смиренного. Весь облик его стал иным. Вот такие плоды пожинает тот, кто безропотно несёт подвиг заботы о больных и страждущих.
Я слушаю эту историю, но что-то внутри меня сопротивляется ей. Я говорю батюшке:
– Конечно, это подвиг. Можно сказать, даже мученичество. Но мне кажется, что этот подвиг должен быть только добровольным. Потому что нельзя стать мучеником с чужой подачи. Это должна быть свободная воля человека. Ведь если заставить его нести ношу, которая ему не по плечу, то человек будет роптать и ропотом всё испортит. Разве нет?
Игумен А. улыбается и отвечает:
– Хорошо рассуждаешь. И рассказы пишешь о добрых людях. Вот неплохой рассказ написала, об одной из сестёр монастыря. Ну, там, где она спасает бомжа от голодной смерти и отправляет его в приют.
– Батюшка, я рада, что мой рассказ понравился.
– Да, пишешь-то ты хорошо. Только теория – придворная дама, а практика – медведь в лесу. Так старцы Оптинские говорили.
Теперь понятно, что он имел в виду. Не пора ли мне на практике узнать то, о чём я рассуждала и писала?
Из динамика скрежещет: «Следующая станция – Калуга-1». Моя остановка.
Батюшки-светы, куда ж я попала! Теперь мне понятны сочувствующие выражения лиц гостиничных сестёр, которые присутствовали при моём назначении на новое послушание. Монахиня С. – вид грозен, палкой постукивает, всем своим видом показывает, кто в келье хозяин. Везу её на коляске в храм. Она гордо объявляет обо мне: «Это моя новая послушница». Кто-то сзади хихикает: «Ну конечно, новая, старые-то все не выдержали – сбежали!»