Одним из ближайших помощников из мирян был Иван Васильевич Киреевский, духовный сын старца Макария, писатель-философ. Он и его жена Наталия Петровна, тоже чадо старца, много сил и средств отдавали этому делу.
Летом, а часто и зимой, Киреевские жили в селе Долбино, своем имении возле Белева. Начиная с 1847 года старец Макарий навещал их там. Поездки эти были чисто деловые. Старец брал с собой своих сотрудников – отцов Ювеналия или Леонида, а также кого-нибудь из келейников, иногда послушника Пармена. Киреевский для удобства старца построил близ усадебного дома, в роще, избушку-келлию, где было все необходимое. Тут никто не мешал старцу потрудиться и помолиться. Без его приглашения и сам Киреевский не являлся сюда. О. Макарий, когда нужно было, посылал за ним и за Наталией Петровной келейника. Здесь Пармен впервые побывал в барском доме. Пригласив Ивана Васильевича, старец начинал труды над новым изданием духовной книги.
В Летописи Скита за 8 января 1856 года записано: «Во 2-м часу пополудни батюшка о. Макарий с о. Ювеналием и послушником Парменом выехали через Белев в Долбино навестить господ Киреевских, благодетелей обители».
Старец пробыл в Долбине с 8 по 14 января. В том же году старец еще дважды посещал Киреевских и брал с собой Пармена. В марте Иван Васильевич тяжело болел и встретил старца не совсем оправившись. Он был особенно бледен, и в глазах его виделась затаенная печаль. Благословив его при встрече, о. Макарий задержал его руку в своей и внимательно посмотрел ему в глаза. Потом перевел свой взгляд на стоявшего рядом Пармена, вздохнул, отпустил руку Киреевского, сел и задумался. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Старец увидел в Пармене и Киреевском что-то общее…
В конце Великого поста Киреевский поехал в Петербург. Сын его Василий окончил Лицей и должен был в июле держать выпускные экзамены. Он попросил отца, прекрасно знавшего математику, приехать и подготовить его по этому предмету. Всю весну и начало лета Киреевский провел в Петербурге. И вдруг старец Макарий получает известие о том, что Иван Васильевич 12 июня умер от холеры на руках сына… Родственники попросили о. Макария поехать в Долбино и сообщить Наталии Петровне о кончине ее супруга. Старец поехал и взял с собой Пармена.
Иван Васильевич нравился Пармену, особенно тем, что в его отношении к старцу ясно выражалась самая трепетная любовь. А так, вообще, Иван Васильевич был неразговорчив и даже строг… А теперь его уже нет на земле – Господь призвал к Себе душу его… Пармен вспомнил ту минуту, когда о. Макарий так внимательно смотрел в глаза Ивану Васильевичу, словно уже видел там эту, как оказалось, столь близкую его кончину. Чувствовал Пармен также, что Наталия Петровна не впадет в отчаяние, – она, как и покойный ее супруг, настоящая христианка, твердая в вере. В ней всегда видна была какая-то внутренняя сила. Да она столько всего делала, что было даже удивительно и представить себе при ее небольшом росте и даже какой-то хрупкости. Столько детей, так много хлопот по имению и по делам Оптиной… Частые поездки на лошадях в Москву и обратно… Старцу она верила безраздельно, во всем подчинялась ему. Нет, сообщение о смерти ее мужа не станет для нее сокрушительным ударом грома… Так и оказалось. Да и старец нашел самые нужные в такую минуту слова. И Бог помог… Наталия Петровна попросила старца поручить кому-нибудь из монахов разборку оставшихся после Ивана Васильевича бумаг.
В июне не было хорошей погоды, все сеял дождик, порывистые ветры дышали холодом. Сидеть в тарантасе было неуютно, и старец все прикрывал Пармена чем-то, боясь, что он простудится.
20 июня, как писал летописец Скита, в Оптиной совершена была заупокойная обедня по душе Киреевского. А 25 числа тело его привезено было в обитель. «После поздней обедни, – писал летописец, – происходило отпевание и погребение тела Ивана Васильевича Киреевского. Службу совершал соборне сам о. Архимандрит (о. Моисей). На панихиде в числе сослужащих, к особому удовольствию всех присутствующих и родных покойного в особенности, увидели старцев о. игумена Антония и батюшку о. Макария. Из родных покойного, кроме его вдовы с семейством, были брат его Петр Васильевич, двое Елагиных и сестра Марья Васильевна. Тело предано земле на монастырском кладбище противу алтаря Никольского придела соборного храма в ногах у иеромонаха Льва».
Через несколько дней старец Макарий снова поехал в Долбино, а с ним отцы Ювеналий и Леонид. Взял старец с собой и Пармена. Погода была все такая же неприветливая. В Долбине, в усадебном доме, в кабинете Киреевского старец с братиями разбирал рукописи Ивана Васильевича – черновики и наброски статей по православной философии, конспекты различных ученых книг, дневники, письма… Так провели несколько дней. Ночевать уезжали в лесную келлию…
По возвращении в Скит, покашляв дня два, Пармен слег в сильной горячке. Дня три он был почти без сознания, в бреду. Есть и пить не мог и не отвечал на вопросы. 16 июля после глухой исповеди был причащен Святых Христовых Тайн. На минуту очнувшись, он проглотил частицу и снова впал в забытье… Старец Макарий подходил к нему и крестил его со слезами на глазах. Однажды он спросил тихо:
– Ну что ты, что ты, Пармен?
– Поеду домой! – громко, отчетливо сказал он.
Старец сел на стул возле постели. Пармен тихо, как бы выдавливая из себя по одному слову, говорил:
– Пармен… умрет… будут… жалеть… батюшка… отец Иларион… монахи…
О. Макарий с несколькими иеромонахами особоровал Пармена. Это было в четыре часа дня 17 июля. А в пять часов душа Пармена вознеслась ко Господу.
Погребение состоялось 19 числа на скитском кладбище. Когда после погребения все ушли, возле могилы остался один человек – отец Пармена.
– Думал я, Пармен, – говорил он, убежденный, что сын слышит его, – утешаться сопребыванием с тобою в монастыре… Хотел я, чтобы ты закрыл глаза мои после моей смерти… Да что же? Господь судил иначе. Буди Его святая воля! Недолго и мне, старику, скрипеть на свете… Жаль матери-старухи, сестер твоих жаль, Пармен, – не одолело бы их горе… Помоги Господи!
В тот день, когда Пармен заболел, отец его, к этому времени уже оптинский монах Дионисий, ночью видел сон. Будто лежит он у себя в дома в Епифани на печи и вдруг просыпается от какого-то стука… Смотрит – при свете свечей какие-то люди в темном разобрали часть пола рядом с печью и роют яму… «На что это?» – удивленно спросил он. Роющие помолчали, а один разогнулся, вытер вспотевший лоб и сказал: «Уж так надо».
Думал старец-отец о как бы скорой своей смерти, но годы шли, он часто прихварывал, старел, но поскрипывал и жил, жил… В день памяти сына он приходил в Скит и просил отслужить панихиду. Ее служили. После смерти Пармена он прожил двадцать шесть лет. Умер в 1882 году, девяноста лет от роду. Когда он умирал, когда уже не в силах был перекреститься, он вспомнил слова умиравшего сына и сказал тихо:
– Поеду домой…
ЧИСТОЕ ЗЕРКАЛО МОЛИТВЫ
(черты из жизни преподобного Анатолия Оптинского (Зерцалова))
В нескольких верстах от Пафнутьев-Боровского монастыря, на краю поля, сбегающего по широкому холму к заболоченной отчасти речке, за которой густою зеленой стеной стоял лес, расположились две длинные улицы села Бобыли, существовавшего здесь с незапамятных времен. Это было типичное русское село с бревенчатыми избами, огородами, садами, в которых находились и ульи, с амбарами и ригами на задворках. В середине села возвышался старинный белокаменный храм Святителя Николая с двумя приделами – во имя великомучеников Никиты и Георгия Победоносца. Служба в нем совершалась по воскресным дням и в двунадесятые праздники, в прочее время причт – и священник, и диакон, и псаломщик, – как простые крестьяне, занимались сельским хозяйством, совершая обычный деревенский круг работ. Они пахали свои наделы, сеяли и потом убирали хлеб, косили траву на сено для своей скотины, заготавливали на зиму дрова – всех работ, впрочем, не перечислишь.