– Кто это? – спросил он отца.
– Блаженный Лаврентий, сынок, чудотворец.
Мал был еще сын, но Николай Михайлович решил рассказать ему о святом Лаврентии поподробнее.
– Много лет тому назад, ну – лет сто пятьдесят, наверно, или более, – стал рассказывать Николай Михайлович, – в Калуге жил князь Симеон, правитель княжества. Его дом стоял над Окой, которая тогда была гораздо шире теперешней. Были у него советники бояре, слуги-отроки и храбрая дружина… Один человек из славного боярского рода Хитровых на удивление всем не носил богатых боярских одеяний, а надел на себя простую крестьянскую рубаху и такие же порты, а в холодное время накидывал на плечи плащ из овечьей шкуры. Ходил же всегда – лето и зиму – босым. Он был начитан в духовных книгах, любил церковную службу и много молился. На вопросы отвечал охотно, но загадочными присловьями и притчами. Со временем люди поняли, что он имеет дар прозрения и что через него Господь открывает Свою волю по тому или иному случаю.
– А зачем ему топорик? – спросил Миша.
– Это не простой топорик… Видишь, на какой длинной он ручке? Этим чудесным оружием святой сослужил службу всему Калужскому княжеству. Вот что тогда случилось. Однажды береговые дозорные, давно уже знавшие о том, что далеко за рекой движется татарское войско, сообщили, что оно направилось в сторону Калуги. На его пути начали подниматься клубы черного дыма – горели русские селения. Князь Симеон с дружиной вышел к Оке. Они отвязали бывшие здесь у берега лодки, погрузились на них и приготовились встречать врага прямо на воде у противоположного берега, не давая ему переправиться. И вот появились многочисленные всадники. Передние из них бросились с конями в воду, задние напирали на них, а дружина князя с лодок начала крушить вражескую силу. Князь Симеон был примером для всех. Закипела сеча на воде, которая скоро покраснела от крови.
– А князя не убили?
– Нет, сынок. Слушай далее. Блаженный Лаврентий, остававшийся в доме князя, духом прознал, что калужанам приходится трудно, что они начали уставать. «Дайте мне мою секиру острую! – воскликнул он громким голосом. – Напали псы на князя Симеона! Пойду и обороню его!» И вдруг на реке рядом с князем неведомо как оказался в лодке блаженный Лаврентий со своей секирой на длинной ручке. «Не бойтеся!» – крикнул он русским воинам и пустил в ход свое оружие, и такое страшное опустошение произвел во вражеском войске, что оно дрогнуло, подалось назад, а потом и вовсе бросилось бежать. Вот что это за топорик! Остатки татар ушли за леса, и больше о них ничего не было слышно. Когда закончилась битва, оглянулся князь Симеон и не увидел в лодке блаженного Лаврентия, как бы и не было его тут… Возвратясь в свой терем, князь нашел его здесь. Не было у него никакой секиры в руках, а только палка-посох Однако, потрясая ею, блаженный, как бы юродствуя, сказал: «Оборонил я от псов князя Симеона!» А князь рассказал всем своим ближним о том, как Лаврентий чудесно появился в его лодке и действительно оборонил Калужское княжество от врагов.
– Почему же не в Калуге, а здесь находятся его мощи? – спросил Миша.
– Потому, – отвечал отец, – что блаженный часто удалялся из княжеского дома, шумного и многолюдного, для молитвы в это самое место. Тут тогда был сплошной лес, а в нем находилась небольшая древняя церковка. Монастыря тогда еще не было. Лаврентий молился Богу и много добра совершилось в Русской земле по его молитвам. Здесь его и похоронили, когда он отошел ко Господу, славя Его и Матерь Божию до последнего вздоха.
Маленький Миша был очень взволнован этим рассказом. А когда монастырская братия начала петь акафист святому, он понял, о чем говорится в одном из кондаков: «Сила Божия осени тя, святе Лаврентие, и ратоборца крепкого христианам противу полчищ агарянских яви тебе, егда благовернаго князя Симеона от погибели смертныя явлением твоим избавил еси секирою супостата поражающа и в бегство неверныя обращающа, верныя же побуждающа победную песнь Христу Богу возносити: Аллилуиа!»
А Миша, сам не зная почему, прошептал: «Блаженный Лаврентий! Помолись обо мне, и я хочу быть таким воином, как ты».
Прошли годы, и Миша в самом деле стал воином Христовым, сильным в брани с врагом страшным и беспощадным – сатаною и его воинством. Приобретя опыт в этой борьбе, он, уже старец Макарий, начал укреплять и других многих. Господь, – поучал он, – «велит препоясаться истиною, облечься в броню правды, обуть ноги в уготование благовествования мира, восприять щит веры, в нем же возможно все стрелы разжженные лукавых угасити, и шлем спасения восприять, и меч духовный, иже есть глагол Божий… Хотящим спастись неминуемо предлежит брань духовная со врагами душ наших».
Но нелегко было приобрести ему, ставшему монахом, всё это оружие, – дорогой ценой доставалось оно: постом и бдением, чтением духовных словес и богомыслием, коленопреклонениями и молитвой, скорбями и недугами, переносимыми с терпением. И всё-всё это покрывало смирение – оружие, против которого вражья сила уж совсем никак не может устоять. Смиренный никого не осуждает, кроме себя самого. «Пишете, что вы не имеете смирения, – отвечал старец на одно из многочисленных писем к нему, – а знаете, как оно нужно для мира и спокойствия душевного. За него-то у нас и война с гордыми бесами, которые стараются внушить нам всё противное смирению… Господь наш Иисус Христос повелел научиться от Него смирению и кротости… Не думайте ж, чтобы сие богатство скоро и беструдно можно было стяжать, но многим временем, трудами, самоукорением и сознанием своей немощи и нищеты».
Не только свои духовные труды, но и молитвенная помощь святых помогла старцу Макарию стать сильным в этой брани – в том числе, конечно, и молитва блаженного Лаврентия, который как бы вручил ему свою боевую секиру, сокрушающую супостатов.
Приобрел старец Макарий и еще одно сильное оружие против бесов: милосердие. «Свойство милостыни, – писал он, – есть сердце, сгорающее любовью ко всякой твари и желающее ей блага. Милостыня состоит не в одном подаянии, но в сострадании, когда видим сродно нам созданного человека в каком-либо злострадании и, если можем помочь ему чем-либо, помогаем».
Еще совсем маленьким узнал он от своего отца о том, как нищелюбива и милостива была его мать – бабушка Миши. Она помогала нищим и бедным, а также старалась тайно (но все об этом, конечно, знали) посещать тюрьмы, чтобы наделить арестантов булками и пирогами домашнего изготовления. А однажды, как рассказал Мише отец, произошло с бабушкой и дедушкой приключение, в общем, довольно страшное, но окончившееся благополучно.
– Как-то зимой, – рассказывал отец, – дедушка с бабушкой отправились куда-то в кибитке, а в лесу перед ними вдруг затрещало огромное дерево, стоявшее обок пути, и упало – ровно поперек дороги. Это сделали разбойники для того, чтобы остановить мчащихся коней. Они выбежали из леса, связали кучера и открыли дверцу кибитки. Бабушке и дедушке грозила неминуемая смерть. Но тут один из разбойников, державший в руке топор, всмотрелся в их лица и закричал: «Стой, братцы! Не трогай никого!» Он узнал бабушку, из рук которой много раз получал в тюрьме то пироги, то немного денег. У дедушки с бабушкой отобрали двух лошадей, а одну оставили, чтобы им можно было добраться до своего места.
Вот какова милостыня – и перед Богом хороша, и на земле спасает. Этот рассказ отца хорошо запомнился старцу Макарию – были случаи, когда он и пересказывал его.
Многие годы подвизался старец Макарий сначала в Площанской обители, бедной, где иноки ходили в лаптях, потом в Оптиной Пустыни в Иоанно-Предтеченском Скиту. Не только монастырской братии, но и многим русским людям оказывал он благодатную духовную помощь. Его имя стало известно среди всех православных людей России. Старцем же он стал после кончины своего учителя, преподобного Льва. А рядом с ним возрастал и совершенствовался духовно будущий великий старец Амвросий, ученик преподобного Макария.
Летом I860 года, незадолго до своей кончины, старец Макарий поехал в Лаврентьев монастырь, который стал с некоторого времени кафедральным в епархии, чтобы проститься с епископом Калужским Григорием, отъезжавшим в Петербург для присутствия в Синоде. Там, в памятной с детства обители, он со своими спутниками, иноками из Скита Оптиной Пустыни, отправился на кладбище, откуда открывался вид на тот холм за речкой Ячейкой, где стоял дом его родителей и где провел он младенческие годы. Дома уже не было, он был продан на своз, то есть кем-то куплен, разобран и увезен. За парком виднелись ветхие крыши сельца Железники. По склону холма к речке так же весело сбегала светлая березовая роща… Вздохнул старец.