Старушка была раздражительна, нетерпелива, она и в былые годы не отличалась особенной покладистостью, а заболев, стала особенно привередлива. Могла бросить в невестку тарелку, если обед ей не нравился. Или пнуть здоровой ногой, если была не в настроении. Алёна всё это сносила терпеливо. Теперь ей приходилось тяжело вдвойне: она по-прежнему должна была кормить мужа вкусными завтраками и ужинами, встречать его при полном параде, накрывать достойный стол для гостей и при этом быть постоянной сиделкой у больного человека.
Таня жалела сестру: она и так всегда была тоненькой, а теперь и вовсе стала прозрачной. И очень грустной. Муж всё меньше обращал на неё внимания. Иногда он не приходил ночевать. Мог пропасть на несколько дней, а вернувшись, вёл себя как ни в чём не бывало. Татьяна возмущалась бесхарактерностью сестры. Она советовала ей принять какие-то меры и подействовать на Сергея, но Алёна была слишком мягкой, слишком нерешительной и пасовала перед жёстким, властным характером мужа, продолжая подчиняться ему во всём. Видимо, она продолжала любить его.
Пролежав лет пять, свекровь умерла. В последнее время характер её смягчился, душа стала отзываться на доброту и терпение невестки, и перед смертью она даже целовала ей руки и просила прощения за все свои выходки.
Возраст Алёны перешагнул за тридцать, и теперь она очень надеялась, что муж разрешит ей родить ребёнка. Но Сергей думал иначе. Как-то вечером он посадил жену в машину, привёз её в однокомнатную квартиру на окраине Москвы и объяснил, что разводится с ней и теперь Алёна будет жить здесь. Он больше не любит её и собирается жениться на другой женщине, а она, Алёна, пусть благодарит его и за эту квартиру. Она и её не заслужила, потому что ни дня в своей жизни не работала, а просидела все эти годы на его шее.
Затем он захлопнул за собой обшарпанную дверь и ушёл в своё новое счастливое будущее. И Алёна долго сидела на пустой грязной кухне, где, кроме старой плиты и раковины, видавшей лучшие времена, ничего не было. Время остановилось. И Алёна совсем не знала, что делать дальше. И будет ли это дальше вообще. В комнате стоял диван, и под утро она, не раздеваясь, заснула. Проснувшись, испугалась, что проспала и не успеет с завтраком. А потом поняла, что готовить этот завтрак больше некому. И жить ей, Алёне, тоже, наверное, больше незачем.
Она несколько раз ездила «домой», но дверь ей не открывали, замки сменили. А один раз открыли, но лучше бы этого не делали, потому что на пороге Алёна увидела высокую молодую девушку. Она была намного моложе Алёны, но вид у неё был очень уверенный. Она строго спросила:
– Сколько вы ещё будете нам надоедать? Разве вы не понимаете, что вас больше не любят?! У вас что – совсем нет чувства собственного достоинства? Пора бы уже и завести – в вашем-то возрасте! Что? Какие вещи?! Ваши вещи?! Да какие там ваши вещи – на помойке они!
Дверь захлопнулась перед носом Алёны. Она долго стояла у этой закрытой двери и никак не могла сообразить, что она должна делать дальше, а потом медленно побрела прочь. Дверь снова открыли, и высокая девушка вышла вслед Алёне, сунула ей в руку большой пакет и негромко сказала:
– Мне стыдно за вас! Посмотрите на себя – вы же похожи на побитую собаку! Как с вами Сергей жил – я просто поражаюсь…
Девушка ушла. Она шагала широко и уверенно и держала себя тоже уверенно. И была полна чувства собственного достоинства. Алёна вяло подумала, что, наверное, такая девушка действительно больше подходит её бывшему мужу. А не она, Алёна, у которой нет ничего своего. Никакой своей жизни. И её больше не любят. А ещё – она похожа на побитую собаку. Какой мужчина согласится жить с женщиной, похожей на побитую собаку?!
Алёна заглянула в пакет: из него торчали скомканные салфетки, которые она когда-то старательно вышивала. Она вспомнила, как старалась передать красоту цветка на вышивке. И как красиво украшали эти салфетки их семейный стол. Медленно достала салфетки, аккуратно сложила их и оставила отчего-то на грязной осенней дорожке. Она шла по этой дорожке и плохо видела её: в глазах всё расплывалось. Шёл дождь, и Алёна не могла понять: дождинки на её щеках или слёзы. Она лизнула одну дождинку, и та оказалась солёной.
Новая жизнь Алёны не клеилась. Она нашла работу лифтёра, с людьми почти не общалась, только по службе. И ещё Алёна начала пить. Таня долго не замечала её пристрастия к спиртному. Это бывает у таких домашних, скромных женщин, как Алёна: их бытовое пьянство долго остаётся незаметным для окружающих. Алёна работала, а после смены пила одна на кухне, засыпала нередко сидя за столом, а затем снова шла на работу.