Одновременно с письмом к смотрителю училища послано было Александром Михайловичем прошение к преосвященному Тамбовскому, епископу Арсению. Проситель писал, что в сентябре 1839 года якобы возродилось в нем желание поклониться мощам преподобного Сергия, в надежде в скором времени возвратиться к своей обязанности. Потому и отправился он в путь без дозволения начальства с одним семинарским аттестатом. Заехав же предварительно в Оптину пустынь, заболел, так что не в состоянии был ни продолжать путь далее, ни возвратиться в Липецк, а потому просил дозволения у оптинского отца игумена Моисея пробыть в сей обители до выздоровления. Не зная о занимаемой им должности, отец игумен дозволил. По усилившейся же болезни теперь он, Гренков, чувствует себя совсем неспособным к учительской должности и уже намерен поступить в монашество. А потому просит владыку простить ему его проступок и, уволив от учительской должности, выдать ему билет на шесть месяцев, с коим, при слабом здоровье, он мог бы себя испытать в иноческой жизни.
Прошение это, в котором Александр Михайлович сознавался в самовольной отлучке из училища, произвело на преосвященного, именно вследствие его самоволия, неприятное впечатление. И вот вместо высылки ему шестимесячного билета последовала по этому делу такая резолюция тамбовского владыки: «Отнестись в Калужскую духовную консисторию и, объявив, что Тамбовское епархиальное начальство не находит со своей стороны препятствия к увольнению учителя низшего класса Липецкого духовного училища Александра Гренкова в Калужскую епархию, для поступления в Оптину пустынь, по его желанию, просить уведомления, согласно ли Калужское епархиальное начальство на принятие его в свою епархию. Для чего препроводить в Калужскую консисторию послужной список его»34.
Между тем Александр Михайлович, поживши еще несколько времени на гостинице, по благословению старца Льва перешел в монастырь, не одеваясь в монашеское платье. Это было в первых числах января 1840 года35.
Вследствие же означенного распоряжения владыки Арсения и сношения Тамбовской консистории с Калужской получен был из последней в Оптиной пустыни указ от 7 марта 1840 года с требованием от настоятеля оной, игумена Моисея, согласия на принятие в обитель учителя Гренкова36. Тогда отец игумен, пригласив к себе Александра Михайловича, спросил: «Намерены ли вы у нас остаться совсем и быть приукаженным?» Когда же последний возразил, что желал бы пожить так — без приуказки, поиспытать себя в жизни монашеской, настоятель сказал: «Ну, уж теперь некогда себя испытывать; говорите что-нибудь прямо — да или нет, оставаться или возвращаться назад». Объяснил ему и причину такого скорого требования, передав содержание указа Калужской духовной консистории с запросом о нем. Понятно, что после этого Александр Михайлович изъявил полное согласие приуказиться. Почему немедленно и послан был отцом игуменом в Калужскую консисторию рапорт о согласии принять учителя Гренкова в число братства Оптиной пустыни. И таким образом Александр Михайлович был в Оптиной приукажен. В то же время о приуказке в монашество Гренкова дано было знать через Тамбовскую духовную консисторию и преосвященному Тамбовскому Арсению, которым, вследствие этого неприятного для него дела, послано было в семинарское правление такое распоряжение: «Окончившим курс студентам аттестатов в руки не давать». Но уже было поздно37.
Переписка эта об Александре Михайловиче тянулась долго. От прибытия его в Оптину до окончательной развязки дела прошло, без нескольких дней, полгода, и только 2 апреля 1840 года последовал указ Калужской духовной консистории об определении его в число братства и застал его еще не одетым в монашеский подрясник.
IV. ПЕРЕХОД АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА ИЗ МОНАСТЫРЯ В СКИТ И НАЧАЛО ЕГО ПОДВИЖНИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ В СКИТУ
Сын мой! Если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению.
35
Так значится в записках настоятельницы Шамординской общины, монахини Евфросинии. Там прибавлено еще в скобках: т.е. оделся в монастырское платье. Скобки наводят на ту мысль, что это собственное мнение матушки настоятельницы, с каковым согласиться нельзя. Потому что из нижеследующего рассказа об Александре Михайловиче видно, что отец игумен Моисей в марте месяце 1840 года только допрашивал его, намерен ли он совсем остаться в Оптиной, а одетых в монашеское платье, как уже совсем принятых в монастырь, настоятели не допрашивают. Принять еще во внимание должно, что бывший в то время калужским епископом преосвященный Николай относился к Оптиной пустыни во всех касавшихся ее делах очень строго. Потому до окончания дела об Александре Михайловиче сему последнему и думать нельзя было о монашеской одежде. Да и сам он еще несколько колебался в мыслях о сем, все хотел себя испытывать в жизни монашеской, как сейчас увидим.
37
Так передано о сем в свое время самим старцем отцом Амвросием бывшему скитскому иеромонаху Агапиту.