Продолжая путь чрез город Лебедянь, Александр Михайлович с Павлом Степановичем добрались наконец и до Троекурова. Здесь оба они отечески приняты были о. Иларионом, который после обычных для него вместе с посетителями трех великих поклонов пред святыми иконами тихо обратился к ним с кроткой улыбкой, желая узнать о цели их посещения. Когда же путники объяснили, старец ответил каждому из них, сообразуясь с их сердечным расположением. Александру Михайловичу положительно сказал: «Иди в Оптину», — прибавив к сему знаменательные слова: «Ты там нужен»17. А Павел Степанович, как еще не имевший особенного предрасположения идти в монастырь, сам высказался пред старцем: «А мне бы еще не хотелось, батюшка, идти в монастырь». Отец Иларион отечески снисходительно ответил ему: «Ну что ж, Павел, ну поживи еще в миру», давая сим разуметь, что Всеблагий Промысл Божий и ему указывает тот же путь иноческой жизни, как и Александру Михайловичу, только не в одно с ним время.
Тут же Александру Михайловичу, скажем к случаю, неожиданно пришлось увидеться со своим бывшим товарищем по семинарии, священником села Губина, о. Никандром Андреевым, имевшим особенную любовь и почтение к старцу Илариону и потому часто посещавшим его. Рассказывал про это сам о. Никандр, что, выходя однажды от старца, он увидел невдалеке от его кельи двух молодых людей, сидевших на бревнах. Подойдя ближе, он в одном из них узнал Александра Михайловича. После взаимных приветствий и расспросов Александр Михайлович объяснил о. Никандру и причину своего прихода к о. Илариону, и его старческий совет поступить в монашество в Оптину пустынь. Но это неожиданное приятное свидание бывших товарищей тем и закончилось.
Исполнив таким образом свое заветное сердечное желание — побывать у старца Илариона, наши путешественники вернулись в Сланское; и так как времени до первого учебного месяца сентября было еще много, то они вздумали проехаться в Троице-Сергиеву лавру, для поклонения мощам преподобного Сергия Радонежского чудотворца. Начались сборы. Александр Михайлович преимущественно заботился об удобствах помещения. Он своими руками гнул из молодых деревьев дуги, прикреплял их к задней части простой деревенской телеги и укрывал их войлоком и рогожами, чтобы иметь надежную защиту от дождя и солнечного зноя. Выйдет, бывало, к нему Павел Степанович, посмотрит на его работу и скажет: «Что ты делаешь, Александр Михайлович?!» А он ему только ответит: «Э, не мешай, брат, пожалуйста, не твое дело». Таким образом, в недолгое время из рук Александра Михайловича вышла покойная русская кибитка. Несмотря на рабочую пору, на самый, так сказать, разгар полевой работы, когда лошади до чрезвычайности хозяевам бывают нужны, Степан Федотович, сам занимавшийся хлебопашеством, не только не стал удерживать от сего душеполезного путешествия молодых людей, но с любовью дал им собственную лошадь. А обязанность кучера принял на себя крестьянин села Сланского, Иван Иванович Сорокин, живший некоторое время при Липецком духовном училище в качестве прислуги и теперь бывший человеком свободным. Настал час отъезда. Помолившись Богу, молодые люди сели в кибитку и тронулись в дорогу, напутствуемые благословением и молитвою добрейшего Степана Федотовича.
17
Покойный старец отец Амвросий, по глубокому смирению своему, не мог открыть сих слов. На вопрос любопытных: «Что вам, батюшка, говорил отец Иларион, когда благословлял идти в монастырь?» — он отвечал уклончиво: «Уж не помню, ведь времени прошло много, а кажется, потому советовал поступить в Оптину, что тут были опытные в духовной жизни старцы». Но в то время слов отца Илариона скрыть было нельзя, так как их слышал бывший вместе с Александром Михайловичем у затворника товарищ его П. С. Покровский. Да в то время словам этим, без сомнения, и не придавалось особенного значения. Передал же эти слова младший брат Павла Степановича, Александр Степанович Громов, живший в Липецке мальчиком в одной квартире с ним. Громов и теперь еще жив.