Мы поцеловались на прощанье, потом ее "Ягуар" стремительно сорвался с места и растаял в снежно-дождливо-загазованной Москве.
Сорок пять минут спустя, когда я вышел из метро, у меня не появилось ни одной мало-мальски убедительной версии касаемо того, кто же она, моя... черт, как же все-таки мне ее называть, хотя бы в третьем лице? Кто она потрясающе красивая, неглупая, искушенная в сексе, богатая, вооруженная обладательница многих паспортов и имен? Вот о чем думал я, преодолевая тридцать метров, оделяющие станцию метро от универсама, в котором я планировал пополнить запасы продовольствия. Стоп! А на что я их пополнять буду?!
Я достал бумажник, произвел ревизию. Обнаружил сто рублей с копейками и пятьдесят долларов. Надо же, как это я умудрился вчера так лихо погудеть на какие-то десять баксов?!
Разменяв свободно конвертируемые зеленые единицы, закупил те продукты, из которых, по моему глубокому убеждению, вполне можно приготовить что-нибудь вкусненькое. Так, а как насчет выпивки? Помнится, на прошлой неделе мне было лень покидать дом, и я практически опустошил свой небольшой бар. Ну, это дело поправимое, и я тут же купил бутылку Цимлянского староказачьего красного шампанского и литрушку виски "Джек Дэниэлс".
Дома я всего за два часа из закупленных ингредиентов сварганил вполне светский ужин. Посмотрел на часы: до ее прихода еще пять часов! И тогда я включил компьютер. После загрузки вызвал на экран синие окошки командира Нортона. Такова традиция, ничего не попишешь. Диск С. Директория BOOKS. Вот они, мои драгоценные - двенадцать файлов, общим "весом" в мегабайт. Мои повести и рассказы. Ну, и что с того, что скоро уже почти год, как появился файл №12 с крикливым названием shedevr.doc? Все равно, всякий раз, включая компьютер, я непременно смотрю на них. Чтобы не забывать, кем я был и кем пока еще себя считаю, и чтобы мне было максимально стыдно, когда я сопьюсь: вот раньше - мог, а теперь... Остальное пространство шестигигабайтного диска забито системными программами и игрушками. И каждый раз, начав сеанс работы с компьютером с обозрения, а то и умиленного перечитывания собственной нетленки, заканчиваю я под утро, смертельно устав рубиться в "Quake" или "Heretic-II". А может, чем черт не шутит, попробовать? Ну, написать. Тринадцатый. Рассказ? Повесть? Роман? Бог весть, но написать. Окей, а о чем? Ну, скажем, о жизни и любви. Банально, но просто и приятно. А про кого? Где взять героев? Ну, это уже совсем не проблема. Есть старый испытанный способ. Зачем придумывать то, что в натуральном виде живет прямо под носом? И я полез на запыленный шкаф за штативом. Подзорная труба шестикратного увеличения оказалась на своем месте, в среднем ящике стола, и всего пять минут спустя установка по выявлению литературных персонажей уставилась в окно своим немигающим цейссовским оком.
Ну-с, начнем. Только вот резкость... ага, готово. Сколько живу, столько удивляюсь: почему люди, особенно жители верхних этажей, так редко задергивают шторы? Ну, ладно я: мне просто посмотреть, вернее, присмотреть себе героя-другого. А будь на моем месте, скажем, представитель популярной нынче профессии киллер со снайперской винтовкой? Тоже ничего себе поворотик! Итак. Пятый этаж, второе окно слева. Девочка лет восьми. Сидит за столом, пишет. Уроки, скорее всего, делает. Малоинтересно, годится только для эпизода. Например: "... а в это время за стеной, в соседней комнате, Маша, подперев голову кулачком, старательно решала задачку...". У-тю-тю, сюси-пуси... А все же, что там происходит в соседней комнате? Я так и думал. В соседней комнате мама с папой... Стоп. А это что за мужик в майке кукует на кухне над бутылкой водки? Похоже, что это как раз папа и есть. Ну-ну. Черная русская бытовуха. Скучно. Надоело. Пора переходить этажом выше, чтобы не видеть, как, допив водку, папа возьмет с полки тесачок и пойдет шинковать маму и того, с кем она...
Шестой этаж, первое справа. Занавешено. Надо же, хоть где-то нормальные люди живут. Второе. Тоже. Четвертое. Старушка в напряженной позе сидит перед телевизором. Час сериала, тут все понятно. В соседней комнате молодой бритоголовый бычок лет не более двадцати очень экспрессивно общается по телефону, свободной рукой изображая жесты, давно и прочно вошедшие в классику анекдотов о "новых русских". Не иначе, "стрелку забивает". На криминальный сюжет тоже не тянет, уж больно день сегодня интересный.
Седьмой этаж, третье слева. Неужели повезло? На диване, поджав ноги, сидит одетая в простенький халатик девушка вряд ли старше меня, а мне четверть века. Она читает здоровенный талмуд, жаль, не разобрать, что за книга. Так, одна есть. Зовут ее, скажем, Надя. Подходящее имя для девушки, читающей толстые книги. А читает она, скажем, Пушкина. Было такое замечательное издание 1947 года, где в один толстый том уместилось почти все его наследие, включая письма. И вот она завороженно следит за историей любви барской дочки Маши и романтического благородного разбойника Дубровского, сочувствует, сопереживает, а в этот самый момент открывается дверь, и входит... Черт, дверь действительно открывается, но входит отнюдь не Дубровский. Этот сорока с чем-то летний мужик на Дубровского никак не тянет: он лыс, толст и пьян. И эта романтичная девушка Надя в страхе вскидывается, забивается в угол, прижимая Пушкина к груди... Нет, это не Пушкин, теперь видно. Это толковый словарь Даля. Наверное, бедная девочка хотела выяснить, что же все-таки означает слово "любовь". Успела она или нет - сейчас уже не важно, потому что в настоящий момент она на собственной шкуре узнает, и, боюсь, не в первый раз, значение слова "побои". Этот мерзавец бьет ее. Еще, еще раз... Она, стараясь спасти лицо, валится ничком на диван... Будь у меня такой отец - убил бы, не колеблясь ни минуты! Э, а это что еще такое?! Он задирает халатик... Остальное описывать не хочется. Видимо, это все-таки не отец, а, скажем, отчим, или муж, навязанный родней. Опять чернуха-бытовуха.