— Мой господин, — начал брат Беллерофон, Хранитель Небесных Врат, командующий флотом Кровавых Ангелов. — Вся Пятая рота. Я…
— Назовите число! — выкрикнул Данте с неожиданной яростью.
Архангелиан замер. Полумеханические существа, гнездящиеся в перекрытиях под куполом, вспорхнули с хлопаньем металлических крыльев и обрывками молитв. Данте редко требовал с такой силой. Мефистон чувствовал, как поднимается жажда. Ее предательское психическое влияние пробуждало симпатические реакции гнева и голода во всех, кто окружал командора.
— Их девяносто четыре, мой господин, — с заминкой сказал Аданисио. — Демоноборцы были нашей единственной ротой, приближающейся к полной силе.
Пальцы Данте сжались, заскрежатав по камню трона.
— Девяносто четыре, — сказал он.
— Не всех поглотила ярость, мой господин, — напомнил Рацелус.
— Почти всех, — возразил Данте. Механизмы брони негромко взвыли, когда он поднялся с трона. — Наш орден вымирает, брат Аданисио. Сколько у нас братьев, готовых к бою?
Аданисио откашлялся и увеличил на полную свечение своего неизменного архео-журнала.
— После кампании на Криптусе и этих новостей, согласно моим расчетам, мы располагаем шестью сотнями и сорока семью боевыми братьями, полностью готовыми к войне. Включая наших Сангвинарных жрецов, либрариум, капелланов, дредноутов, технодесантников кузниц и неофитов, общее число составляет восемьсот тридцать семь. Из которых двести девять братьев Первой, Второй, Пятой и Седьмой рот сейчас на Диаморе.
— Остается меньше половины ордена, чтобы встретить Великого Пожирателя, — сказал Данте. — Мы призываем на помощь других, а сами отсылаем воинов прочь. — Он задумался. Рацелус никогда еще не видел командора, публично подвергающего сомнению собственные решения, и библиарий чувствовал исходящую от него неуверенность. — Сколько еще миров должно пасть ради нашего шанса выжить?
Никто не ответил на этот вопрос.
— Тогда скажи мне вот что: падет ли Кадия? — спросил Данте.
— Я не знаю, мой господин, — ответил Мефистон. — Великая орда еще не явилась. Я не могу доверять этим видениям. Там, где дело касается грядущего, сложно разглядеть истину. Можно узреть будущее, которое не произойдет никогда, и в последнее время случались намеренные попытки исказить наше предвидение. Подобные картины обманчивы даже в лучших обстоятельствах. А вмешательство ксеносской ведьмы заставляет сомневаться в них еще сильнее. Это может быть уловка врагов, предназначенная ослабить наш дух.
Корбуло шагнул вперед. Хотя он не был истинным псайкером, часть предвидения Сангвиния коснулась и его, и его ночи терзали темные сны.
— Небо падет, и голос, говорящий во злобе, провозгласит: «Рок! Рок! Рок!»
— Ты цитируешь Свитки Сангвиния, — сказал Данте.
Корбуло поднял на Данте и Мефистона измученные глаза.
— Да. Но я видел это. Я вижу это уже многие годы. Я слышал голос, исходящий с неба.
— Может, твои предчувствия происходят скорее из мрачных размышлений, нежели от предвидения, — предположил брат Беллерофон.
— Я — Сангвинарный жрец, Беллерофон. Я способен понять разницу. Я долго малодушно приписывал терзающие меня образы дисбалансу телесных жидкостей — возможно, в результате незначительного сбоя в гормональной системе ангельских даров. Но в этом отношении меня ничто не беспокоит. Я не раз проверялся. Нет, предвидение исходит от нашего владыки. Великого Ангела. Я разделяю его проклятье.
— Ты не один, Корбуло. Мне являлось то же самое видение, — тихо произнес Данте. — Перед тем, как мы получили сообщение Астората с Диамора. Голос, провозглашающий рок.
— Значит, увеличивается вероятность этих событий, — просто сказал Мефистон.
— Если так, — сказал Рацелус, — то грядет больший ужас.
— Что именно? — спросил Данте.
— Я не знаю, — ответил Мефистон. — Небо рухнуло. Око Ужаса разверзлось неизмеримо.
— Абаддон намерен двинуться на Терру — спустя столько времени, — сказал Беллерофон.
— Боюсь, этим все не ограничится, — сказал Мефистон. — Это — самый отчаянный ход Великого Врага за десять тысяч лет. Их планы ужаснее, чем штурм Тронного мира. Они связаны с Оком.
— Но как? — спросил Ордамаил.
Мефистон покачал головой:
— Я не знаю.
— Хорошо же! — раздраженно бросил Инкараэль. Его серворуки дернулись.
— Сожалею, но должен сказать, что и это не все. — Мефистон холодно взглянул на мастера кузни. — Далеко не все.
— Тогда говори! — сказал Аданисио.
— Последнее услышит один Данте, и никто больше.