— Что случилось? — вопросила она удивленно.
— По биохимии — пятерка, но как насчет психологии? Застежки должен распускать мужчина. Возможно, ему этого хочется. Большинство самцов неописуемо рады помочь любовнице разоблачиться. Ну-ка, повернись.
Немного поколебавшись, Дженни обратила ко мне тыл. Я прожужжал бегунком пластмассовой змейки, приступил к пуговицам. Пуговицы оказались маленькими, круглыми и верткими, а пальцы мои подрагивали, что было весьма непрофессионально и нежелательно. Тьфу! И обиднее всего, я отнюдь не вожделел к сернокислотной и цианисто-калиевой Женевьеве, чтоб ей! То ли выпивка подействовала, то ли взыграли нервы — не знаю.
— Ну, вот, — уведомил я, сдергивая вечернее платье с женских плеч. Они выглядели крепкими, приятно округлыми — и веснушчатыми, подобно физиономии.
— На данной стадии эксперимента имеешь полное право заботливо сложить убранства и водрузить куда пожелаешь... Остальное надобно комкать и живописно разбрасывать повсюду. Вещицу-другую желательно уронить на пол. Эй, что стряслось?
Женевьева развернулась и глядела в упор.
— Мог бы и пиджак для приличия скинуть, — молвила она с обидой. — Женщина обнажается, а ты стоишь при полном параде. Хоть галстук развяжи! Дай-ка, теперь я пособлю...
Она была высокой, стройной особой и двигалась весьма грациозно. Впрочем, об этом уже упоминалось.
— Ирландочка...
Пальцы Дженни теребили и дергали основательно сооруженный мною узел. Она даже не подняла головы.
— Что?..
— Безнадежная затея, Ирландочка. Чего добиться жаждешь?
Прямолинейный мой вопрос буквально ошарашил Женевьеву. Усердно трудившиеся пальцы замерли. Голос прозвучал бесцветно и невыразительно:
— Прости, не понимаю.
— Играешь в команде, не признающей правил, козочка, — продолжил я, стараясь говорить резко и внушительно. — Меня уже покупали схожим образом.
— Вот, — сказала Женевьева, пытаясь выдавить улыбку, — уже легче... Хоть сударыней звать перестали...
— Да, уже легче.
Она умудрилась-таки распустить мой галстук и сняла его долой.
— Ведь объяснила...
— Да, да! Наступит развязка, потребуется друг и союзник. Будем, друзьями, согласен. И союзниками. Снимай с меня пиджак. И опрятно повесь в шкаф, пока стаканы сызнова наполню... Повесила? Перемещайся на постель, да непринужденно, словно там тебе удобнее всего.
— Так?
Я приблизился. Посмотрел. Не хотел испытывать к Женевьеве ни малейшего теплого чувства. И не испытывал. Попробуйте влюбиться в даму, хранящую среди кухонной утвари бутылку серной кислоты! В целях боевых, а не хозяйственных, между прочим.
Но приглядная женщина, предстающая в прозрачном белье, способна вопреки всему привлечь похотливого, переполняемого грязными помыслами субъекта. А я, увы и ах, таковым являюсь. Кажется.
Вручив Женевьеве стакан, я отхлебнул из собственного. Самую малость.
— Чересчур уж много собственного достоинства и аристократизма, — заметил я недовольно. — Тебе ведь полагается хмелеть не по дням, не по часам, а по минутам! Распрями ноги, приоткрой чуток, задорно поболтай ими. Дозволь сорочке сбиться и задраться... Вот, иное дело. Теперь надобно встрепать волосы, рассыпать их в живописном и сладострастном беспорядке. Облизни губы! Так, умница... Чудная девочка. Слегка недовольная, немножко сонная... Дай полюбоваться.
— Это намеренное издевательство или просто шутовская натура сказывается? — полюбопытствовала Дженни.
— Намеренное издевательство. Равное твоему... Я скорчил неописуемую рожу и зачастил тонким голоском:
— “Исказите, как соблазнять, мистел Клевензел, я малюсенькая девотька, сама не знаю...”
Женевьева промолчала. Я уселся подле нее. И услышал спокойный вопрос.
— Когда именно тебя “покупали схожим образом”, Дэйв? И что это значит?
— Была одна девица... Неважно где... Я чуть не брякнул: “в Кируне, в Швеции”, но Дженни резонно подивилась бы, что позабыл частный денверский детектив по ту сторону Атлантики, да еще за Полярным кругом. А я ленив изобретать правдоподобную ложь на ночь глядя.
— У девицы наличествовали друзья, которым позарез потребовалась некая вещь, лежавшая в моем номере. Бедняжка напропалую соблазняла меня, покуда мальчики рылись по шкафам и чемоданам. И ты поешь ту же песенку, только на иной лад. Ибо в твоем номере творится нечто любопытное, ирландочка.
Последняя реплика была выстрелом наобум, однако глаза Женевьевы резко сузились. Я понял: не в яблочко — так в девятку попал.
— Разыскали?.. Ту вещицу? Друзья девушки...
— Безусловно! Я ведь сам хотел, чтобы разыскали. Вещицу подсунули преднамеренно, дабы сбить супостата с толку. А супостат, сама понимаешь, не подозревал подвоха.
Я изложил сию короткую правдивую повесть неторопливо и внятно, следя за собеседницей. И остался премного доволен. Ибо Женевьева слушала пояснение совершенно спокойно, и бровью не поведя, словно я толковал о сапфических строфах либо правильных гекза-метрах гомеровской эпохи. Никакие возможные подлоги не волновали ее. Клевенджера надлежало попросту развлечь и продержать побольше времени подальше от места, где творилось неведомое.