Из чердака вниз, вела деревянная дверь, ведущая к лестнице. Держа в руках свою берданку, я прошёл вперёд. Это помещение завода, похоже, было на ремонте: кругом строительные материалы, лопаты, мешки с песком и цементом. Кругом лежали доски, предназначенные для возведения опор, какие-то металлические мелкие детали, стружка. Я заметил, что древесина успела высохнуть изнутри – со времени работ с ней прошло достаточно времени. Я зашёлвнутрь длинного деревянного коридора и пройдя по нему, очутился на другой стороне цеха. Я огляделся. Все машины и станки стояли внизу, примерно на два этажа ниже, чем располагался я.
- Не нравится мне это затишье!
И тут, внезапно я услышал громкое хрипение, похожее на ворчливый гул пожарников, которых я встречал ранее, а потом моё левое плечо пронзила острая боль. Я согнулся и увидел, как в доску передо мной плавно влетают огромные строительные гвозди. Обернувшись, я увидел рабочего в каске. Это был прижимистый детина с узкими щёлочками красных глаз и злобной ухмылкой на лице. На его голове покоилась строительная каска, рабочий комбинезон был порван в нескольких местах. В руках его работал строительный пистолет – достаточно удобное для плотников приспособление. Отныне не нужно было махать молотком и в страхе ждать, когда бойком отобьёшь себе палец – теперь за молотокэто делает гвоздомёт.Но это всё-таки не игрушка, строительные гвозди он метнуть может и в глаз так, что можно с глазом попрощаться. Один из таких гвоздей как раз и засел в моём плече. Подтянув к себе берданку и удерживая её в одной руке, я вскинул оружие и выпалил в сторону рабочего. Тот оказался проворным малым: вовремя укрылся за бетонным заграждением, и мои дробины застучали по старым кирпичам. Рабочий сразу же ответил следом очередным градом гвоздей. Я прикрылся, как мог, и почувствовал боль в икре – похоже, пару гвоздей угодили в ногу. Я выстрелил ещё раз, и тут уже удачно – рабочий, получив заряд дроби в грудь, рухнул на пол, выронив свою машинку. Я отдышался и потянул за гвоздь, торчащий у меня из плеча.
- Ёлки, больно же!
Вытащив гвоздь из плеча, я сел, положил справа от себя ружьё и начал тянуть два других гвоздя, которые вонзились мне в ногу. Это было не таким уж и простым делом. Всё же я смог вытащить из мяса оба гвоздяи кое-как остановить кровь. Глубоко вдохнув, я успокоился и пересчитал свои заряды к ружью. Восемнадцать штук. Зарядив двустволку, я поднялся с пола и принялся спускаться вниз по лестнице, в цех.
Цех выглядел ещё более разорённым. На стене перед лестницей висели грязные стенды с информированием о технике безопасности. На заводах это было очень важной частью рабочего процесса. Чуть дальше располагались станки для фрезеровки и калибровки стальных листов. По всей видимости, они использовались совсем недавно. И тут же, у станка, словно наглядный пример нарушения техники безопасности, висел рабочий, похожий на того, что напал на меня со строительным молотком. Левая его рука была зажата в струбцине, в пальцы правой едва держали строительный пистолет. Не очень хорошая смерть. Я приблизился, чтобы получше его рассмотреть, как вдругон ожил и вскинул пистолет. Короткий свист прозвучал около моего уха, и я резво нажал на курок. Грохот выстрела, и рабочий откинулся на станок, зажатая рука его затрещала от разрыва сухожилий. Я улыбнулся. Но тут в глубине цеха раздался грохот открывающихся ворот. Испугавшись, я вскочил с места и помчался к небольшому помещению, выделенному из основного в дальнем углу цеха.
Хлипкая дверь была заперта, но легко вылетела с петель. За дверью обнаружилась бетонная лестница в подвальные помещения. Я быстро спустился, услышав за своей спиной десятки разозлённых голосов. Спрыгнув на площадку, я увидел бочки с керосином, поставленные в ряд у стены, а дальше по коридору – круглое отверстие, над которойвисела сигнальная лампа – по всей видимости, бомбоубежище.
- Скорее туда, иначе они меня разорвут.
Впереди была тёмная неизвестность, но времени выбирать было некогда. Я нырнул в отверстие и, обернувшись? выстрелил в бочки. Дробь мгновенно воспламенилакеросин. Я прыгнул в отверстие, услыхав нарастающий шум в ушах. Запахло горелым. Упав в темноту, я отключился.
***
Я никогда не считал себя обычным.
Я знаю, что все люди равны, нет ни богатых и бедных, нет ни красивых и уродливых, ни сильных и слабых. Мы живём, следуя заветам Маркса, Энгельса, Владимира Ильича и верим, что когда-нибудь счастье придёт всем. Я думал так же, до определённого времени. Но потом понял – этому миру нужны сильные люди, лидеры, те, кто смогут наставить людей на истинный путь. Но не политики, не генералы. Нужен один, тот, кто в прямом смысле влияет на умы людей.
Человек по своей натуре – существо ленивое, изнеженное. Родившись на свет, он должен выполнить своё предназначение. Но почему ему эволюция дала сомнения? Почему он так не уверен в себе, сомневается в правильности своего выбора? Почему он не использует свой потенциал на все 100 процентов? Я-то знаю: дело не в идеологии и не в личных проблемах. Дело в сущности самого человека. Лишь вычленив из него все сомнения, всю лень, весь страх, мы получим совершенство. Новый человек, человек коммунизма, существо, которое невозможно утомить или сломать. Из миллионов новых человек станет наше великое общество. А там – победа коммунизма близка.
А что насчёт меня? Какую я роль играл бы в этом всём? Чтож, я принёс бы себя в жертву, стал кукловодом, тем, который дёргает за ниточки и наблюдает за правильным ходом механизма. Мои способности прямо таки созданы для этого. Раньше я не знал, что это такое. Но позже, я развил в себе этот талант.
В первый раз я понял, что особенный, когда мне было 9 лет. То был 1930. Индустриализация, коллективизация, «Головокружение от успехов». В то время, все эти слова для меня мало что значили. Отец был инженером, работал с утра до ночи, и я его почти не видел, мать была выписана по инвалидности и с той поры уделяла мне больше времени. Я никогда не выходил на улицу гулять или поиграть с мальчишками: я их пугал, да и сам пугался. Мать отдала меня в среднюю школу, где меня постоянно сторонились одноклассники, поскольку я был замкнутым ребёнком. Друзей, собственно, у меня и не было.
Мы шли по оживлённой улице, и я, вжав свою голову в плечи, изредка разглядывал идущих нам навстречу прохожих. Проблема была в том, что я вообще не видел людей. Они были похожи на железные монументы, вроде кранов, тракторов, трамваев и огромных труб, что дымили вокруг нашего города. Внутри людей с бешеным ритмом вращались какие-то шестерёнки, втулки, механизмы. Они не обращали на меня внимания, но тот противный скрежет, который они создавали, придавал мне изрядную долю страха.
Наконец, мы остановились у гастронома. Мать велела мне ждать на улице и никуда не уходить, а сама зашла в магазин. Я прислонился к стене, и закрыл уши руками, чтобы не слушать этих звуков. Я отвернулся от тротуара и прислонился к витрине соседнего магазина. Упёршись лбом в стекло, я тяжело дышал, и внезапно, подняв веки, посмотрел на витрину.
Маленький щенок. Он был так одинок, почти как я. Он не вызывал никакой во мне агрессии. Его глаза были настолько искренними и доверчивыми, что я, забыв о механизмах, прислонился к стеклу и улыбнулся.
Щенок словно говорил со мной. Мы были разделены толстым, как я тогда думал, стеклом, но мы понимали друг друга. Он радостно вилял хвостом, а я улыбался, казалось в первый раз в своей жизни. Казалось, прошла почти что вечность, что мы друг друга знаем.
Но тут, мамина рука крепко сжала мою, и мать отвела меня в сторону от зоомагазина. Я рванулся обратно, к своему другу, но мама не сдавалась. Она поволокла меня прочь от моего единственного друга. Это было так обидно и несправедливо для меня, что я заплакал. Мама не обращала на это внимания. Она давно привыкла к моим причудам.
Я заревел и вцепился в какую-то ограду. Мама стала ругаться и отрывать меня от ограды. Всё это время я не сводил взгляд от щенка. Он за стеклом тоже обеспокоился. Когда я стал вновь от него отдаляться, он, в отчаянии стал биться своей лобастой головой о стеклянную преграду, разделявшую нас. Каждый удар был сильнее предыдущего, и я слышал глухой стук. На стекле появилось кровавое пятно. Я заорал ещё громче, но мама была сильнее и оттаскивала меня всё дальше и дальше от магазина. Сквозь слёзы, я видел понурого щенка по ту сторону витрины – его морда была вся в крови, идущей из разбитого лба. Я понял, что я хотел быть с ним, и щенок понял это. Он рвался ко мне, потому что чувствовал меня. И позже, спустя годы, вспоминая об этом щенке, я чувствую, как я наполняюсь злостью и несправедливостью за то, что расстался с единственным существом, способным меня понять. Я мог бы ЗАСТАВИТЬ людей так же биться головой о стену и размозжить свои головы об их рабочие места, но в этом нет смысла. Пусть уж лучше они послужат чему-то более возвышенному и ценному.