Пели и в ВИИЯ. Пели просто так и пели на прогулке. Нет, нет, я не имею в виду нетороп-ливые прогулки по аллее под шуршание опав-ших осенних листьев. Прогулка в армии, это совсем другое дело. Думаю, что служившим не нужно напоминать - полдесятого вечера, засне-женный плац, злые солдатики усердно топают строем по кругу, натужно распевая идиотски-бодрые песни типа "Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди".
В ВИИЯ тоже был и плац, и бессмыслен-ное хождение. Только песни другие. Например, один из курсов нашего факультета исполнял Yellow Submarine. Иногда мне кажется, что бит-лы написали ее по заказу Министерства оборо-ны СССР. Эта песня просто идеально ложится под строевой шаг. Хотите проверить?
Итак, пятки вместе, носки раздвинуты на ширину ружейного приклада. По команде: "С места, с песней, шаго-о-ом марш!" - выпучиваете глаза и делаете вдох: "In the to-
o-wn where I was born, lived the ma-a-an who sailed the sea..."
Видите, чудесно получается.
Наш курс пел "Орлята учатся летать". Правда, с одной вариацией. Вспомните слова бессмертного комсомольского шлягера: "Ничем орлят не испугать, орлята учатся летать". Между этими двумя фразами замыслена пауза. Так вот, в эту паузу мы просто вставляли слова "мать, мать". И возникал эффект явно не пре-дусмотренный композитором Александрой Пахмутовой.
Вне строя пели всякие-всякости. Очень популярны были псевдобелогвардейские бал-лады или, например, "Генерал-аншеф Раевский сам сидит на взгорье, в правой ручке держит первой степени Егорья".
А в промежутках между пением слуша-тели ВИИЯ предавались другим любимым де-лам - кто учился, кто стучал, кто совмещал оба эти занятия.
Наконец, нельзя не упомянуть еще одну уникальную особенность ВИИЯ. Уже после мо-его благополучного отбытия из этого учебного заведения туда стали принимать девушек. Их было мало, очень мало. Вначале, если мне не из-меняет память, всего лишь одна группа из шести человек. Почему они появились вообще? Логика этого решения очевидна. Поставьте себя на мес-то убеленного сединами заслуженного генерал-полковника. Все у него есть: и должность, и ор-дена, и всякие блага. Но вот одна заковырка - послал ему Господь одних только дочерей. Что за дискриминация! С сыновьями, значит, нет за-бот (если, конечно, они не уродились полными и законченными дебилами), а дочерей думай еще, куда пристраивать! И придумали.
С двумя выпускницами из этой первой группы я столкнулся позже, когда в начале восьмидесятых работал переводчиком в одной интересной конторе. Там переводилась докумен-тация на военную технику, которую СССР пос-тавлял в слабо- и недоразвитые страны здоровой ориентации. Я работал в отделе, занимавшемся авиацией. В частности, среди всего прочего мне довелось переводить инструкцию по боевому применению одной из модификаций ранее упо-минавшегося мною перехватчика МиГ-25 (боль-ше всего знаменитого полетом старшего лейте-нанта Беленко, угнавшего такой самолет в Япо-нию к иссупленной радости американцев). Так вот, в этой конторе бок о бок трудились граж-данские переводчики и военные. Работа была одна и та же - только зарплата разная. Офицер-переводчик получал примерно в два с полови-ной раза больше гражданского коллеги. И еще одно - у гражданских была месячная норма пе-ревода, у военных не было.
Лучше всех устроились военные девочки. Они были кадровыми офицерами Советской Ар-мии, старшими лейтенантами. То есть, пользова-лись всеми полагающимися офицерам льготами (а это и налоги, и плата за квартиру, и т.д.). Но при этом формы не носили и ни на какие де-журства их не назначали. Мало того, если в ка-кой-то момент товарищ офицер решала, что тя-готы и лишения воинской службы не по ней, (ну, например, что хотелось бы сосредоточиться на воспитании детей) она в любой момент могла оставить службу без какого бы то ни было ущер-ба для себя.
На этом, думаю, можно тему ВИИЯ закрыть. Да, вот еще. Задумывались ли мы о бу-дущей карьере? Мне кажется, не очень. Во-первых, зачем задумываться в двадцать лет? Во-вторых, по-моему уже тогда я стал смутно пони-мать бессмысленность какого бы то ни было долговременного планирования своей жизни. Ну, посудите сами - после ВИИЯ и восьми месяцев дослуживания в строевой части я ока-зался монтажником на стройке в Люберцах и Москве; потом сменил телогрейку на галстук и строгий костюм чиновника, и явился народу в облике референта и старшего референта Управ-ления внешних сношений Госпрофобра СССР. Потом стал сотрудником Интуриста в аэропорту Домодедово; потом переводчиком Министерс-тва обороны; потом следующий акт и полная смена декораций: садчик и выставщик горячего цеха на кирпичном заводе (класс, да?); потом... потом перевернем молча страничку. Так оно и мелькает - проходчик в геологоразведке, пом-бура в геологоразведке, стропальщик, инструк-тор областного отделения Общества борьбы за трезвость (да-да, была и такая замечательная ра-бота, которой я очень горжусь), внештатный пе-реводчик международного отдела Всесоюзного Совета евангельских христиан-баптистов и од-новременно стрелок ВОХР, переводчик духов-ной семинарии... Уф! На этом остановимся. Вспомните Гиляровского - "Кисмет"! При всей диковинности только что очерченного - пусть неполно и пунктиром - созвездия моей скромной трудовой биографии каждый шаг, как выясня-лось впоследствии, оказывался не случайным судорожным прыжком испуганной лани, а очередным кирпичиком, из которого складыва-лась дорога под скромным названием: "Мой жизненный путь". Ну да, та самая Yellow Brick Road...., только не из желтого кирпича. Есть там и бурый, и черный, и красный - все цвета есть. Так вот, не будь хотя бы одного из этих кирпи-чиков, выпало бы какое-то логическое звено и вся дорога извивалась иначе, а, может быть, и, вообще, вела бы в другую сторону или заверши-лась скромным бугорком с датами явления в этот мир и отбытия из него.