Вообще он мужик неплохой. Ну да, быва-ет, что по пьяной лавочке может два раза подряд провести вечернюю проверку, забыв, что он ее уже делал. Это бывает. Ну, дерется еще. Часто вместо того, чтобы отправить злодея на губу, он посылает его могучим ударом в угол канцеля-рии. И вопрос закрыт. Мне тоже от него один раз досталось зимой. Был большой аврал, всю часть поголовно бросили на расчистку снега на станции. Я оставался в роте один, сторожем, так сказать. Предполагалось, что я буду одновре-менно и за дежурного, и за дневальных - стоять у тумбочки и не пущать в казарму злоумышлен-ников. Естественно, что таких глупых мыслей у меня не возникало. Откушав "Тройного", я мир-но расположился в фурнитурной и ловил по приемнику музыку. За что и получил по уху от неожиданно ворвавшегося капитана.
После нашей беседы с неделю все тихо. После обеда сижу в ленинской комнате, читаю газеты. Входит лейтенант Хвостиков. Брезгливо оглядевшись, бросает: "Скрипников, а ну-ка приберитесь здесь".
Недоуменно поднимаю глаза и молча смотрю на него.
- Вы слышали, что я сказал? -
Ласково и рассудительно втолковываю:
- Товарищ лейтенант, у вас вон целая рота. По-моему, я вам не мешаю. -
Хвостикова будто в задницу шилом коль-нули: "Рядовой Скрипников! Я вам приказы-ваю!"
Предельно доступно объясняю, куда именно он может засунуть себе это приказание.
Хвостиков пулей вылетает из ленком-наты. На следующее утро капитан объявляет мне трое суток ареста за отказ от выполнения приказания.
На губу собираюсь после обеда, громо-гласно рассуждая на всю казарму о вселенской несправедливости и невинно страдающих. Из канцелярии выглядывает Бойков: "Скрипников, зайди сюда".
Ротный сурово вопрошает:
-Я тебя в гражданке в городе застукал? -
И сам себе обличающе отвечает:
- Застукал -
Тут же следует вывод:
-Ну и не п....и, а то еще трое суток влеплю. -
- Так бы сразу и сказали, товарищ капитан, - с облегчением отвечаю я.
На душе полегчало. Не за Хвостикова же, в самом деле, на губу идти!
Трое суток прошли незаметно. Началь-ство на губе поменялось, порядки помягче, да и май не декабрь.
Идут дни, уже собирается на дембель майский призыв. В конце мая мой командир взвода, весьма похожий на Собакевича пра-порщик Мироненко, угрюмо глядя вбок и в зем-лю, невнятно молвит: "Завтра или послезавтра поедешь".
И опять мимо.
Настраиваюсь тянуть до конца, сколько уж мне отмеряно.
Июль 1972 года. Не помню, где я был, но в казарму в тот вечер я вернулся поздно, после отбоя. Половина роты еще не спит. Со всех сто-рон мне кричат: "Юра! Дембель тебе! Пришла бумага из округа!"
Боюсь поверить - три раза уже настра-ивался, да все мимо кассы. Дождавшись утра, бегу в штаб, к писарям. Да, точно, есть такая бу-мага.
Опять получаю обходной лист. Есть еще кое-какие дела. На гражданке нужно или восста-навливаться в университете в Краснодаре, или заново поступать в Москве, в Мориса Тореза (как-то уж так получилось, что изгнанники из ВИИЯ потом встречаются в Московском инсти-туте иностранных языков имени Мориса Тореза) - я еще не решил. Но в любом случае нужна ха-рактеристика из части. Придется идти к Хвос-тикову - наш капитан в отпуске.
Услышав мою просьбу, лейтенант от изумления моргает белесыми ресницами: "Что? Какую характеристику? Я вам только в двор-ники могу характеристику написать."
Не вступая в ненужные дискуссии, иду к командиру части. У него сидит еще какой-то подполковник. Объясняю ситуацию. Так и так, буду учиться дальше, нужна характеристика. Подполковник благосклонно кивает головой, по-глядывая на своего коллегу - вот, мол, какие кадры воспитываем.
- Так в чем же дело? - спрашивает он.
- Хвостиков отказывается писать. -
- Скажите ему, я приказал. -
Хвостиков стоит на крыльце казармы, за-думчиво рассматривая поднимающийся вверх дымок от сигареты.
- Товарищ лейтенант, у вас ручка с со-бой? -
- А что такое? - встрепенулся наш полит-рук.
- Командир части приказал, чтобы вы не-медленно написали мне характеристику. -
В канцелярии лейтенант долго сидит, моргает, кривит рот, уныло смотрит в чистый лист бумаги. Вздыхает:
- Не могу.... Рука не поднимается. -
- А давайте я вам продиктую, - предлагаю я.
- Не нужно, спасибо, - отрывисто бросает Хвостиков и начинает быстро писать.
Закончив, ставит ротную печать. Выхожу из канцелярии, читаю. "За время службы в ря-дах.... проявил себя с положительной.... отлич-ник боевой и политической.... инициативен.... с товарищами по службе....". Все так, все верно; вот, что значит правда-матка.