А туфли… Кстати, очень удобные: каблук низкий, носок широкий. Черная кожа буквально кричит о своей добротности. Для полноты впечатления не хватало шляпы, в которой щеголяла незабвенная Элиза Дулиттл.
Когда Элен, готовая к выходу, в последний раз взглянула на себя в зеркало, она была поражена великой силой косметики, способной, оказывается, не только приукрасить женщину, но и обезобразить ее до неузнаваемости. Припорошенные пудрой ресницы обезвредили выразительную ясность иссиня-голубых глаз. Крем-пудра легко расправилась с нежным румянцем щек. Ярким бантиком намалеванные пухлые губы утопили все черты обескровленного лица.
Надо отдать должное леди Монт: увидев свою любимицу в новом обличье, она вступилась за Золушку и яростно отторгала излишне кричащие детали туалета. Барбара громогласно заявила, что бедность вовсе не признак сумасшествия и что нищета не предполагает полного отсутствия вкуса. Но времени на доработку образа честной девушки из народа уже не оставалось.
Элен выскочила из дома навстречу своему позору. Назад пути нет! День придется пережить, а там будь что будет. Да и какое дело прохожим до бегущей неведомо куда девицы?
В автобусе было сложнее. На нее посматривали и даже оказывали некие знаки внимания особого рода. Но что мужчины! Им не сравниться с женщинами, которые, единожды взглянув, стыдливо отворачивались — стеснялись, видимо, за свой пол. Ну и пусть! Пока все не очень-то и страшно.
Страшно стало в вестибюле здания, на втором этаже которого располагалась мастерская архитектора Ф. Дж. Джексона. Здоровый дядька за невысокой конторкой не справился со своим лицом и при виде вбегающей Элен резко поменял приветливую улыбку, рассчитанную на всех, на недоумение, адресованное персонально ей. Дядечка даже сделал робкое движение рукой — то ли пытался отогнать навязчивый образ, то ли предпринял попытку преградить путь реальной угрозе респектабельности помещения, вверенного его заботам.
Элен быстро преодолела препятствие, — низкий каблук удобных туфель давал возможность не снижать скорости, — и, минуя лифт, у которого собралась стайка служащих, ринулась вверх по лестнице. Задержалась только у порога мастерской. Глубоко вздохнула, перевела дыхание, превозмогла естественное желание привести себя в порядок и подчеркнуто спокойно открыла дверь.
Стефани, видимо, ждала ее прихода, потому что сразу оторвала глаза от чертежа, над которым корпела. Увидев то, что еще недавно было ее подругой, она шумно ткнулась головой в кульман.
Другие обитательницы мастерской Джексона реагировали не так бурно и не столь негативно. Скорее, напротив, с их стороны был даже проявлен некий настороженный интерес к внешнему виду новенькой. Каждая, вполне вероятно, на мгновение допустила брезгливую мысль об уродствах моды, но ни одна не поторопилась с осуждением.
Стефани нашла в себе силы подойти к столу подруги.
— Элен, ты с ума сошла, — прошипела она сердито.
— Поздно, дорогая! Раньше бы думала, когда затевала с тетушкой эти игры. Мисс Джонс, — уже официальным тоном сказала Элен, — вам поручено ввести меня в курс дела, вот и вводите.
— Инструменты с собой? — деловито поинтересовалась Стефани.
— А как же! — заверила Элен, взмахнув длиннющими белесыми ресницами, и вынула из безобразного матерчатого мешка, изображающего сумку, замечательную готовальню — подарок леди Монт любимой внучатой племяннице ко дню окончания колледжа.
Да, готовальня была изумительная и представляла собой не столько инструментарий современного архитектора, сколько мечту любого собирателя уникальных творений рук человеческих. Каждая мудреная загогулинка нашла свое место на нежном бархатном ложе приглушенно-алого цвета. Чудо да и только!
— Ну, старослужащая, давай задание новобранцу! — распорядился новобранец, желая за шаловливостью речи скрыть смущение.
Стефани положила перед Элен чертеж и тоном, не допускающим возражений, сказала:
— Перечерти в том же масштабе. Нужен лишний экземпляр.
Элен взглянула на чертеж и с минуту молчала. Это что, урок для безнадежно отстающего? У них разве нет ксерокса? А может быть, ее экзаменуют? Или не доверяют? Или откровенно издеваются?
Элен гордо вскинула дурно причесанную голову, пристально взглянула на подругу из-под белесых ресниц и, положив руку на бедро, обтянутое желтым жакетом, произнесла голосом, преисполненным леденящего сарказма: