«Если мы все еще будем вместе»…
Слово «если» подразумевает, что она понимает, что любая связь имеет дату окончания. Это был легкомысленный комментарий. Он придает слишком большое значение простой шутке.
Константинос не хотел ставить точку в том, что у них было на данный момент, был готов наслаждаться поездкой столько, сколько она продлится, но однажды все закончится. Он знал это. Лена знала это. И когда все закончится, они будут растить ребенка с величайшим уважением друг к другу, и — кто знает? — может быть, когда ей исполнится восемьдесят, он купит ей этот космический корабль, как хороший друг.
Почувствовав себя увереннее, он притянул ее ближе к себе в тот же момент, когда она вскрикнула и с еще большим энтузиазмом указала на небо:
— Смотри!
Константинос посмотрел. Моргнул, чтобы прояснить взгляд. Моргнул еще раз, а затем понял, что со зрением все в порядке. Зрелище, разворачивавшееся перед ним, не было иллюзией.
Перед его глазами небо озарилось, вздымаясь дугой самого яркого зеленого цвета, который он когда-либо видел. По мере того, как оно поднималось все выше и выше, появлялось все больше цветов: пурпурный, синий, розовый, красный, волнообразные и струящиеся, цвета вздымались и менялись, кружились вокруг них, вспыхивали и покачивались, все ночное небо пылало неземным волшебством, от которого у него перехватило дыхание.
Он посмотрел на Лену. Очарование на ее лице, освещенном ослепительным световым шоу, само по себе было чудом. А потом она повернулась к нему, губы растянулись в улыбке, глаза наполнились радостью. Сердце Константиноса сжалось, подсказывая, что заключенная в этой женщине магия была самым великим даром, который преподнесла ему природа.
Глава 12
Двухэтажный лондонский пентхаус Константиноса поразил Лену. Панорамные окна во всю стену с видом на Темзу, толстые ковры, в которых утопали ступни, со вкусом подобранные картины и элементы декора в просторной гостиной и пяти огромных спальнях. Мебель и украшения были именно такими, какие она выбрала бы, если была бы богачкой.
Три дня они провели в пентхаусе, лишь изредка выходя на улицу. У Лены подкашивались ноги, а бедра горели, когда она вспоминала о страсти, с которой он всегда занимался с ней любовью. Лена запретила себе грустить из-за того, что завтра Тинос наконец улетит в Австралию, — разлука не будет долгой. Через десять дней наступит Рождество, и они вместе полетят на Кос, чтобы провести несколько дней с его родителями. Лена не знала, что будет с ними после праздников, и сейчас ей не хотелось думать об этом, чтобы не омрачать счастье, переполняющее сердце.
Вечером они собирались поужинать в подземном ресторане-пещере, о котором Лена читала, когда тот открылся, и который, как оказалось, принадлежит Константиносу.
Лена знала, что его империя огромна, но только после того, как они лениво поговорили об этом, вместе принимая ванну, она осознала ее масштабы. Константинос Сиопис был владельцем многих известных ресторанов по всему миру. Неудивительно, что он так ненавидит еду из микроволновки! Лена задавалась вопросом, сколько из них ей удастся посетить вместе с ним. Этот поход в ресторан был отчасти предпраздничным ужином, отчасти проверкой, и ее это устраивало. Империя Сиописа не управлялась сама по себе.
С помощью личного стилиста, который прибыл в пентхаус с пятью ассистентами и уймой дизайнерской одежды, Лена подобрала на вечер элегантное темно-зеленое атласное платье с чуть завышенной талией, длиной до середины икры. К нему туфли, безупречно сидящее белье из черного кружева и сексуальные чулки. Кроме того, Лена стала гордой обладательницей нового стильного гардероба, половина из которого была подобрана с учетом ее положения.
Лена старалась не думать о том, во сколько обошлось Константиносу обновление ее гардероба и вызов в пентхаус лучшего стилиста Великобритании, который уложил ей волосы голливудской волной, — без сомнений, очень дорого. Пылкому греку нравилось и одевать, и раздевать ее. С тех пор как они стали любовниками, Константинос обращался с ней как с принцессой, и, хотя Лену восхищала его забота, она не могла выбросить из головы, что он и к Кассии относился как к принцессе.
«В моих глазах Кассия была принцессой, а принцессы заслуживают самого лучшего…»