— Тогда все было по-другому.
— Как?
— Ты знаешь как, но в любом случае это не имеет к ней никакого отношения.
— Это имеет к ней самое непосредственное отношение, и ты это знаешь. Я не Кассия, и меня оскорбляет, что ты думаешь, будто я хоть немного похожа на нее.
Возмущение еще больше омрачило черты лица, склонившегося к ней.
— Я никогда вас не сравнивал.
— Ты сравнивал с ней всех женщин, которых встречал! — крикнула Лена в ответ. — Это всегда где-то на подсознательном уровне, не так ли? Что все женщины пытаются получить от тебя какую-то выгоду? Единственное, чего я хочу от тебя, Тинос, — это ты сам.
— Я с самого начала говорил тебе, что я не вступаю в отношения.
— У нас будет ребенок! — воскликнула Лена, теперь полностью утратив самообладание, которое ей так старалась навязать гордость.
— Да, и это единственная причина, по которой мы вообще ведем этот разговор.
— Неужели ты ни на секунду не задумался о том, что со мной то же самое? Что ты не единственный, кто отказался от отношений? Ты знаешь, я много лет соблюдала обет безбрачия, но рождение нашего ребенка и то, что я была с тобой, заставило меня задуматься, почему это произошло, потому что я, черт возьми, сознательно не оставалась одна!
Гнев в глазах Константиноса сменился смятением. На его челюсти дернулся мускул. По какой-то причине это тронуло ее сердце.
— Это всего лишь чувство вины, которое ты все еще испытываешь, потому что вышла сухой из воды, — грубо сказал он. — Семья — это то, чего больше всего хотела твоя сестра.
Лена истерически рассмеялась.
— Видишь? Ты уже знал ответ. В некотором смысле ты уже знаешь меня лучше, чем я сама. Бьюсь об заклад, тебя пугает то, что ты подобрался достаточно близко, чтобы понять меня?
Лена снова рассмеялась, увидев, как на его челюсти заходили желваки. Константинос знал ее, но и она знала его не менее хорошо, и именно это ее убивало.
— Но да, ты прав, и я почти уверена, что то, что ты был моим начальником и убежденным холостяком, сыграло какую-то небольшую роль в том, что я позволила себе пойти с тобой, потому что все это делало тебя недоступным. И если бы не наш ребенок, я бы ни за что не переспала с тобой снова, как бы сильно мне этого ни хотелось.
Глаза наполнились слезами, но Лена не позволила им пролиться.
— Боже, Тинос, ты не поверишь, но мое сердце чуть не разорвалось, когда на почте появилось первое сообщение от тебя. Не знаю, что я ожидала в нем увидеть… А потом, когда я обнаружила, что беременна от тебя…
Гнев покинул ее, осталось лишь горькое ощущение безнадежности. Лена обхватила живот и сделала шаг назад, свой первый шаг в сторону от него.
— Это все изменило, — просто сказала она. — Я была в ужасе от твоей реакции. Ты это знаешь. Но всегда оставалась какая-то маленькая частичка меня, которая осмеливалась надеяться, что, как только наш ребенок родится и ты, наконец, получишь подтверждение, что он твой, мы сможем хотя бы попытаться ради ребенка. Я знала, что это несбыточная мечта, и все же она оставалась, но теперь я знаю, что этому никогда не суждено сбыться. Ты этого не допустишь. Твое предложение…
Лена покачала головой и приказала слезам, которые уже жгли глаза, оставаться на месте еще немного.
— Это не просто оскорбление в мой адрес, но и оскорбление всего, что между нами было. Наш ребенок, возможно, и свел нас вместе, но то, что между нами было, — это нечто особенное. Ты сделал меня такой счастливой, какой я никогда не была, и я знаю, что сделала счастливым тебя. А теперь ты нас бросаешь. Ты бесхребетный трус.
Последнее слово было сказано шепотом, но Константинос почувствовал удар, словно его хлестнули колючей проволокой. Это только разожгло ярость, которая бушевала в его венах.
Медленно обдумывая, он посмотрел на часы, а затем снова перевел взгляд на ее бледное как полотно лицо.
— Мне пора, — сказал он с неестественным спокойствием, в котором отразилась вся горечь его гнева. Он не думал, что когда-либо испытывал такое отвращение к другому человеку. То, что именно Лена должна перевирать его же слова и поступки и обвинять его в неуважении, когда он проявлял к ней больше чертова уважения, чем к кому либо, приводило его в ярость, и то, что она сейчас стояла там с видом мученицы, только подливало масла в огонь.
Ее лицо исказила судорога сдерживаемых рыданий, но она вздернула подбородок.
— Хорошо.
— Думаю, будет лучше, если о покупке дома с тобой поговорит юрист.
В глазах Лены промелькнуло презрение.
— Держу пари, что так и будет.